87 
Когда я с Алексеем Рубиным сидела в теплом охотничьем домике, наслаждаясь его поцелуями и теплом огня в камине, я ничего не знала о его работе. Для меня слова «экстремальный туризм» носили обезличенный, общий характер. Их смысл складывался из беготни аниматоров, заставляющих менеджеров от табачной промышленности скакать через костер или играть в командные игры, а также из сказочных рассказов Алексея про разные красивые уголки планеты. Эти красивые истории напоминали мне передачу «Вокруг света», но я не понимала, что стоит за этими его туристскими байками. Ведь прежде чем наслаждаться красотами Айленд-Пика, на него надо еще залезть. И что гейзеры Исландии хоть и горячи, но вокруг на много километров растянулась ледяная кромка планеты. Впрочем, и Боливия оставалась для меня все это время просто словом. Названием, за которым лично для меня ничего нет. И вот теперь, когда я истерично копалась в Интернете, переписывая телефон компании «Вершины мира», все стало принимать гораздо более реальный характер.
— Турфирма «Вершины мира», менеджер Олеся, слушаю, — приятным голосом ответила мне телефонная трубка.
Мы с Олей сидели у нее дома, запивая водкой валерианку и валокордин. После разговора с Галиной у меня остались только две возможные модели поведения: я могла напиться и рыдать, не переставая, кляня горькую судьбу, жестоко посмеявшуюся надо мной, или могла напиться и начать звонить Рубину, игнорируя голос разума, говоривший, что на дворе конец июня и прошло слишком много времени. Я, естественно, выбрала вторую модель.
— Девушка, а как мне связаться с Алексеем Рубиным? — по бумажке читала я.
Оля написала мне текст на случай, если у меня снова заклинит голову и словарный запас иссякнет, как золотая жила на отработанном руднике.
— С Рубиным? Никак. Он на Алтае, — радостно сообщила менеджер Олеся.
— Черт! — хлопнула я себя по коленке. Что ж такое, никогда его нет на месте. То в Боливии, то на Алтае.
— Что? — не поняла Олеся.
— А когда… когда он будет? — промямлила я.
Оля сделала страшное лицо. Я вопросительно вытаращилась на нее.
— Через месяц. В конце июля, — ответила Олеся. — Он там будет до конца алтайского сезона.
— А ему нельзя передать сообщение? — спросила я.
Оля странно мотала головой. Я закрыла трубку рукой и шикнула на нее. Но она была непреклонна и что-то пыталась мне сказать.
— Можно. Но передадут его недели через полторы, так как сейчас он на маршруте и не должен выходить на связь.
— Люлька, прекрати молоть чепуху! Ты должна ехать! А вдруг ему не передадут сообщение! — яростно шипела Оля.
— А вы точно передадите? — спросила я.
— А что вы, собственно, хотите ему передать? — заинтересовалась Олеся.
Я хотела было сказать: передайте ему, что я его люблю, но это было бы глупо. И она бы точно не передала ничего подобного по рациям и экстренным спутниковым телефонам, или чего у них там есть из связи.
— Я … одно очень важное сообщение. А может, я бы могла к нему приехать лично? — брякнула я.
Олеся несказанно удивилась:
— Приехать? Куда? На Катунь?
— На… куда? — не поняла я.
Тут Оля вырвала у меня из рук трубку и снова занялась спасением утопающих.
— Девушка, милая. Вопрос жизни и смерти. Скажите, если бы от вас зависела судьба двух любящих сердец, вы пошли бы им навстречу? Выполнили бы святую миссию? — огорошила Олесю Соловейка.
— Ну… конечно, — растерялась та.
— Тогда дайте нам телефон Рубина. И, если можно, еще Павла Стешенко. Где, вы сказали, экспедиция?
— О, как интересно! А любящие сердца — чьи? — прониклась ситуацией Олеся.
— Вы мне — телефоны, адреса, явки и пароли, а я вам — все подробности этой трагической истории! — Оля сделала предложение, от которого Олеся не смогла отказаться. Через минуту у нас были телефоны Алексея и Павла, а также весьма путаное описание маршрута Барнаул — Сростки — Чуя — Катунь — Чемал — Барнаул, в неопределенной точке которого сейчас находился Алексей. Естественно, его телефон не отвечал.
Так как я не сопротивлялась, Ольга решила, что обязана все поправить, и набрала номер Павла Стешенко. Этот хрен с горы, как водится, оказался на связи. Вот почему всегда так: Алексей в Боливии или где-то в глубинах Алтая, а гадкий Стешенко говорит «алле»?
— Алле! Это кто? — деловито поинтересовался Стешенко. У меня немедленно началась тахикардия с элементами инсульта, но Оля была крепка, как кремень.
87 
