59 
– Когда вы убегали с места преступления, она была еще жива? – спросила его Земцова, вспоминая рассказ Нины Петровны о том, как они почти одновременно с убийцей покидали парк. – Она была жива, ей можно было еще помочь?
– Нет, она была мертва, – вздохнул он. – Уж я-то разбираюсь в таких вещах… как-никак ветеринар, со смертью имею дело часто… Когда я понял, что убил ее, прежде всего оглянулся. Никого вокруг не было. Ни души. Я положил ее на землю и кинулся бежать…
– Куда?
– Не помню…
– Вы все отлично помните. Где вы оставили свою машину?
– Я оставил машину перед центральным входом в парк… Я же не знал, что наш разговор с ней будет таким долгим. Я даже куртку не стал надевать, думаю, сбегаю к этой теплице, где она назначила встречу, дам ей пару сотен и вернусь, у меня были дела здесь, в лечебнице… Но ей нужны были три тысячи, она хотела снять квартиру… Знаете, может, я бы и дал ей денег, если бы действительно поверил в то, на что ей так срочно понадобились деньги. Но она же стала пить…
– Она вам не лгала. В кармане ее куртки мы нашли адрес квартиры, которую она мечтала снять. Встретились с хозяйкой этой квартиры, которая подтвердила, что Оля хотела внести три тысячи за месяц вперед. Девочка собиралась начать новую жизнь, понимаете, а вы отняли у нее даже ту жизнь, которой она жила и которую ненавидела… Она же ненавидела вас, похотливых свиней, которые платили ей за услуги несчастные сотни… Как вы познакомились с ней?
– Может, уберете пистолет?
– Я спрашиваю, как и где вы с ней познакомились?
– У нас в подъезде все стены обклеены объявлениями… Содрал первое попавшееся и позвонил. Так и познакомились.
– Послушайте, Абросимов, почему у вас такие пуговицы?
Ветеринар медленно перевел взгляд вниз и принялся рассматривать обломанные пуговицы.
– Кто вам их обломал? Или покусал? – Она усмехнулась, вспоминая свой звонок всезнающей и не перестающей ее удивлять Тане Бескровной. – Или это жена вам их… молотком… Вместо того чтобы по голове, по голове…
Ему и так было дурно от всего того, что происходило, поэтому он никак не мог взять в толк, при чем же здесь его пуговицы. Потом, собравшись с мыслями, выдал:
– У нас в спальне шкаф-купе… Когда торопишься, дверцы туда-сюда, рукава и лацканы зажимаются, пуговицы крошатся… Я просил жену купить и пришить мне новые пуговицы, но она… у нее нет времени… У нее никогда для меня нет времени. Она очень занятой человек.
– Позвонили бы по объявлению какой-нибудь девушке, глядишь, она бы и пришила…
Он понял, что над ним издеваются, и больше не проронил ни звука. Он сидел на стуле (пот лил с него градом, а в кишках бурлило так, что он боялся опозориться прямо здесь и сейчас) и спрашивал себя, как же могло случиться, что он так спокойно жил после того, что сотворил. Ведь он нормальный человек, многие, кто его знал, считали, да и считают, его добрым. Скольким животным он спас жизнь. А как ласково он разговаривал с кошками и собаками, зашивая им раны, как нежно гладил больных животных, искренне испытывая к ним сострадание. А тут – девочка, хрупкая девочка с длинными светлыми волосами и удивительно стройным и нежным телом. Сколько наслаждения он получал почти даром, обнимая ее и осознавая, что у него юная и красивая любовница. Так что же случилось с ним там, в парке, когда он вдруг начал избивать Ольгу? Нервы сдали? Он испугался, что она действительно все расскажет его жене и та выставит его за дверь? Оля, пьяная, разъяренная тем, что ей так и не удалось получить с него несчастные три тысячи, обзывала его последними словами, оскорбляла его… Мало того, что его оскорбляла жена, так теперь еще и эта девка? Шлюха? Дочь алкоголиков? Он не мог слышать всего того, что она говорила ему, он не мог видеть искаженное ненавистью ее маленькое раскрасневшееся лицо, он должен был заставить ее замолчать, вот и все! Он лишь схватил ее за плечи и сначала встряхнул ее, словно желая привести в чувство. Но она не прекратила орать на него. Они находились в парке, где в любую минуту мог появиться кто угодно. У него работа такая, что в знакомых ходит полгорода, и он не мог допустить, чтобы их увидели вместе, да и сцена была отвратительной и понятной любому… Она должна была замолчать, должна… И замолчала. Он не помнил, сколько раз ударил ее головой… Она сползла на землю и осталась сидеть… С широко раскрытыми глазами, наполненными слезами. Он осторожно, словно боясь причинить ей боль, уложил ее на землю и бросился вон из парка…
59 
