17 
— Не знаю. Може, час, а може, боле. Забыл. Недалеко было.
— Он часто ездил туда?
— Чего мне там?.. Сатанское место. Это не для нас. Для нас — молитва и работа. Больше ничего. Бог не велит с людьми водиться. Не наше это.
— Он сектант, — пояснил я.
— Ах, вот как!.. Да, да, тут написано. Были у меня уже такие, с Украины. Сектант — всегда пацифист, этим все объясняется: Бог убивать не разрешает, поэтому дайте мне политубежище. Есть у него какое-нибудь образование, кроме школьного?
— Нет, говорит, что после школы матери помогал. В огороде.
— Огородников нам не хватало. Где он служил, когда призвался?.. Весь военный вопрос надо проработать особенно подробно.
Потап односложно отвечал, что нигде не служил, от повесток прятался, не ходил в военкомат.
— Конкретнее: сколько было повесток, сколько времени прятался? — Шнайдер приготовился записывать.
— Повесток пять, може боле. Не знаю, мамка рвала. Год, може боле прятался, по родным спал. Потом изловили, иуды.
Его поймали ночью, когда он пробирался на молитву (паспорт раньше у матери отняли). Избили и отвезли на сборный пункт, откуда через два дня в эшелоне отправили куда-то. Потап спросил у офицера, куда их везут, тот ответил: «В Чечню». И Потап выпрыгнул на ходу из поезда и лесами пробрался домой.
Шнайдер скептически покачал головой и выключил диктофон:
— Во-первых, уже давно таких юнцов эшелонами в Чечню не отправляют, там сейчас совсем другие войска орудуют. Во-вторых, никакой офицер не скажет просто так, куда везут солдат, если они правда едут в Чечню. В-третьих, перед отправкой молодежь проходит сборы, шесть месяцев. В-четвертых, вагон под охраной.
Потап на все это ответил угрюмо:
— Не знаю.
— Где он выпрыгнул?.. Куда отправился после побега?..
— Под Ростовом-городом.
— Это значит, как сели, так офицер и объявил? — уточнил Шнайдер.
— Да. Нет. Не знаю. Сказал просто — и все. Домой пришел. Потом мамка отвела к сеструхе и спрятала там в подвал.
— Спросите у него, как ему удалось выпрыгнуть из поезда на ходу, да еще из вагона с новобранцами, который наверняка охранялся?
— Попросился в туалет, там стекло такое, не пробить его, а я ботинком прошиб. А поезд тихо шел. Я и спрыгнул, лесом ушел, в какое-то село, а там у пацана малого попросил с ручного телефона родне сообщить. Они приехали, забрали, к брату отвезли. Устал я что-то. В балде гудит. — Потап расцепил свои кисти-клешни, почесал голову.
— То говорит, что мать отвела к сестре, то говорит, что отвезли к брату, проворчал Шнайдер. — Пусть теперь расскажет, что дальше было и как в Германии оказался.
— Сидел в подвале с полгода.
— И что делал?
— А ничего. Молчал. Молился. Потом мать пришла, зовет, ехать надо, говорит. В грузовик, за мешки и коробки. Семь суток ехал. Ничего не знаю. Ничего не видел. Привезли в лагерь — я и вошел, как в царство Божие.
— В сопроводиловке написано, что он сдался в полицию, — удивился Шнайдер.
— Не помню, може, и в полицию. Я ж по их языку немой, ничего не понимаю.
— Откуда он выехал? Что за грузовик?
— Ничего не знаю. Балда ноет. Все мамка делала. Я у сеструхи в подвале сидел, а мамка к авокату ходила, спрашивала, тот присоветовал…
— Авокадо? — удивился Шнайдер.
— Нет, это он слово «адвокат» так произносит.
— Это адвокат ей предложил послать его таким образом в Германию?.. Ничего себе!.. — Шнайдер удивленно посмотрел на меня. — Такого я еще не слышал. Интересно. Дальше!
Потап, прикрыв глаза, монотонно и покорно забубнил дальше:
— Из погреба вывели, в грузовик загнали, коробками уставили, хлеба, воды, телогрей и банку для дерьма дали — и все.
— А перед отъездом ему мать ничего не сказала?.. Куда он едет?.. Что он должен делать?..
Потап как-то задвигался:
— Как не сказать. Езжай, говорит, от греха подальше, куда привезут. Там добрые люди тебя примут и спасут. А не спасут — то Бог не оставит. Это только сказала.
Он вдруг сморщился, напрягся, начал хлюпать носом, дергать головой, из глаз потекли слезы.
— Они меня назад хочут послать? Я не поеду! Не поеду! — зарыдал он вдруг в голос, и вся его большая фигура задергалась на скрипящем стуле.
Шнайдер налил ему воды:
— Скажите ему, пусть успокоится. Никто его не отсылает. Дело еще будет разбираться. Детский сад. Еще ребенок. Я не понимаю — если его мать имеет деньги на адвоката, может оплатить нелегальный переезд в Германию, то не лучше ли было эти деньги заплатить в военкомате и откупить его?.. Это же возможно в Союзе?.. И раньше, и теперь?..
17 
