очень нудно 
45 
Надира держала одной рукой разорванную юбку, другой закрывала лицо, и от этого у нее по щекам текло мыло. У нее так дрожали плечи. Никогда бы не подумала, что Надира может так плакать.
Я посмотрела на бабушку. Она улыбалась.
— Женщины, да! — Дедушка кинул кусок лепешки на клеенку. — Даже хлеб в горло не лезет! — сказал он и вышел из дома.
Никто Надиру не успокаивал. Она стояла одна и плакала. Дядя стоял рядом с ней. Я посмотрела ему прямо в лицо. Аман! Он сам чуть не плакал. Все его рыжее лицо стало красным. Бабушка рассказывала, он в детстве плакал, когда дедушка баранов резал, потом дедушка заставил его тоже барана зарезать, и дядя на целый месяц заболел.
Надира опустила руку ниже и посмотрела на него. Она молчала, но взглядом как будто его обвиняла, что он ее ударил. Дядя как увидел ее глаза, сразу дернулся всем лицом. Аман, как он ее жалел! Не дай Аллах, сейчас заплачет, какой ему позор будет! Он поднял руку, Надира охнула и вдавила голову в плечи. Дядя так застыл с поднятой рукой и не знал, что ему делать. Зачем он тогда руку поднял, спрашивается. Он повернулся к бабушке, она внимательно смотрела на него.
— Да на! — и с такой злостью ударил Надиру.
Она упала и ударилась спиной о стену. Надира больше не плакала, она только сидела у стены в разорванной юбке и молча смотрела на дядю. Она еще беременной тогда была, но потом мертвую девочку родила. Бабушка сказала, ее на рынке сглазили, когда она туда с дядей ездила.
Дядя выбежал на улицу.
— Душа моя, Надира, — бабушка подошла к ней, — ты видишь, какие они, эти мужчины. Думаешь, меня муж не бил? Еще как бил. Послушной надо быть, я же тебе что говорила — мужа слушать во всем надо.
Надира не шевелилась, только смотрела на бабушку.
— Вставай, родная моя, вставай. — Бабушка взяла ее под руку. — Пойдем, другую юбку наденешь, елочку, которую я тебе привезла. А эту выбрасывай, да. С мужем тоже спорить не надо. Как сказал, ты так делай. И все хорошо будет.
Надира приподнялась и сразу схватилась за живот.
— Уй-й… — застонала она.
— Что стало?! Где болит? Что болит? — Бабушка опустила ее снова на пол.
— Нигде не болит. — Надира встала, скривила лицо и медленно стала подниматься по лестнице.
— Хоть раз мужчиной себя показал, — сказала мне бабушка, когда она ушла. — А то совсем от рук отбилась… Хадижа, бабушкина, налей мне горячий чай, пить я хочу.
— А дедушка тебя тоже бил? — спросила я.
— Валла, бил, — ответила бабушка, потирая поясницу. — Мать у него такая змея была. Чуть что, против меня настраивала. Чуть что, сразу скандал… Как он меня один раз ударил, я даже лежала, встать не могла. Потом, что делать, встала, работать же надо, работу за меня никто не сделает.
— Теперь же он тебя не бьет.
— Теперь он старый. Теперь зачем ему меня бить?
Вечером Надира в юбке елочкой раскатывала хинкал.
Дядя пришел ночью, пьяный. Он перевернул в темноте кувшин с водой, бабушка встала и начала на него ругаться. Надира вышла из комнаты и стала вытирать воду с пола.
— Иди спи, — бабушка выдернула тряпку у нее из рук, — тебе отдыхать надо. Я сама тут все вытру.
Через два месяца Надира родила девочку, которую надо было носить еще два месяца. Она всегда мечтала родить девочку. Девочка была маленькая, как кукла, страшная, рыжая, как дядя, и не дышала. Я видела ее — мне было так интересно посмотреть, что я спряталась за занавеской. Бабушка схватила эту девочку, а она вся грязная была.
— Айша… — тихо сказала она, потом завернула эту девочку в белую тряпку, прижала к себе и унесла.
Она уходила, прижав к себе эту белую тряпку. Надира смотрела ей в спину, как будто бабушка у нее что-то украла. Бабушка тоже шла, согнувшись и тихо, как будто у Надиры что-то украла.
Дедушка пошел за муллой.
Девочку похоронили рядом с моей мамой. Мы ждали дома, пока ее хоронили. Надира никогда не плакала, только стала ловить меня в доме и на улице, обнимать и целовать в голову. У нее были такие сильные руки, я не могла из них вырваться. Мне было неприятно — она же не меня любит, а ту девочку.
— Говорила, когда в положении, дома надо сидеть, — ругала ее бабушка. — Мало ли какой глаз на улице попадется, особенно в городе. Валла, люди такие злые, глаз у них такой глазливый, лучше им вообще не попадаться.
Надира ничего ей не говорила.
Один раз, наверное неделя с ее родов прошла, я услышала, как в бабушкиной комнате что-то стучит. Я тихонько подошла, отодвинула занавеску и увидела бабушку. Она сидела возле стены с распущенными волосами. Они седые, некрасиво падали ей на спину. Бабушка дергала себя за волосы на висках и билась головой об стену.
45 
