40 
* * *
— Миледи.
Оливия оторвалась от письма Миранде. Она как раз раздумывала, рассказывать ли ей о сэре Гарри. Оливия не представляла себе, с кем еще она может (и захочет) этим поделиться, но история, изложенная на бумаге, теряла всякий смысл.
Оливия не была уверена, что эта история вообще имела хоть какой-то смысл.
Она подняла глаза. В дверях стоял дворецкий с серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка.
— Посетитель, миледи.
Она взглянула на часы на каминной полке. Немного рановато для посетителей, а ее мать до сих пор не вернулась из поездки по магазинам за шляпками.
— Кто это, Хантли?
— Сэр Гарри Валентайн, миледи. По-моему, он снимает дом к югу от нас.
Оливия медленно опустила карандаш. Сэр Гарри? Здесь?
Почему?!
— Вы его примете?
Оливия не понимала, почему он спрашивает. Если сэр Гарри стоит в холле у парадной лестницы, он фактически может видеть, как Хантли с ней разговаривает. А значит, невозможно сказать, что ее нет дома. Она кивнула, сложила вместе листы своего письма, убрала их в ящик и поднялась, чувствуя, что предпочитает встретить его стоя.
Через несколько секунд он показался в дверях: как обычно, весь в черном, с небольшим свертком в руках.
— Сэр Гарри, — весело прощебетала она. — Какой сюрприз.
Он кивнул в знак приветствия.
— Я всегда стараюсь быть хорошим соседом.
Она кивнула в ответ, настороженно наблюдая за его приближением.
Она даже представить себе не могла, что могло заставить его прийти. Он был чрезвычайно недружелюбен с ней накануне, в парке, да и сама она, по правде говоря, вела себя ничуть не лучше. Она не могла вспомнить, когда в последний раз обращалась с кем-то настолько грубо, но у нее было оправдание: она смертельно боялась, что он снова начнет ее шантажировать, и что на этот раз речь пойдет о чем-нибудь гораздо опаснее танца.
— Надеюсь, я не помешал? — спросил он.
— Ничуть, — она жестом указала на стол. — Я писала письмо сестре.
— Не знал, что у вас есть сестра.
— Жене моего брата, — исправилась она. — Но мне она как сестра. Я знаю ее всю свою жизнь.
Он подождал, пока она сядет на диван, потом уселся в египетское кресло прямо напротив нее. Казалось, ему очень удобно. Оливию это удивило. Она ненавидела сидеть в этом кресле.
— Я принес вам вот это, — сказал он, протягивая ей сверток.
— О, спасибо.
Оливия неловко взяла пакет. Она не хотела никаких подарков от этого человека и уж подавно не доверяла мотивам, заставившим его сделать этот подарок.
— Откройте, — поторопил он.
Обертка была простая, пальцы у Оливии дрожали — оставалось надеяться, не настолько сильно, чтобы он это заметил. Узелок она сумела развязать лишь после нескольких попыток, но, в конце концов, ей все же удалось развернуть сверток.
— Книга, — с легким удивлением констатировала она.
По весу и форме пакета было понятно, что больше ничего там лежать не может, и все же… Выбор очень странный.
— Цветы может принести кто угодно, — заметил он.
Она перевернула книгу — когда Оливия развернула обертку, заглавие оказалось внизу — и прочла.
«Мисс Баттерворт и Безумный Барон». Вот теперь она действительно удивилась.
— Вы принесли мне готический роман.
— Черный готический роман, — уточнил он. — Мне показалось, что Вам должны нравиться подобные вещи.
Она посмотрела на него, оценивая это замечание.
Он посмотрел на нее, будто напрашиваясь на вопрос.
— Я почти не читаю, — пробормотала она.
Он приподнял одну бровь.
— То есть читать я умею, — уточнила она, чувствуя, как внутри быстро вскипает раздражение — как на себя, так и на него. — Просто я не получаю от этого удовольствия.
Его бровь не опустилась.
— Мне не следует рассказывать о подобных вещах? — дерзко спросила она.
Он медленно улыбнулся и выдержал мучительно-долгую паузу.
— Вы сперва говорите, а потом думаете, не так ли?
— Как правило, — призналась она.
— Начните ее, — он указал подбородком на книгу. — Возможно, Вы обнаружите, что она гораздо интереснее газеты.
Как раз такого комментария она и ожидала от мужчины. Никто из них, похоже, не мог понять, что она предпочитает свежие новости глупым вывертам чужого воображения.
— А вы сами ее читали? — спросила она, наугад открыв книгу и опустив глаза.
40 
