очень нудно 
47 
На ходу он, держась рукой за металлическую стойку, свешивался из автобуса наружу, а в зубах сжимал свисток, с помощью которого подавал сигналы водителю: свистнет раз – останавливайся, два раза – не останавливайся. На остановках Кешава спрыгивал на дорогу и кричал пассажирам: «Залезайте, залезайте!» А как только автобус трогался с места, заскакивал на спускавшиеся от двери железные ступеньки, хватался за стойку и снова свешивался наружу. Время от времени он, вопя и толкаясь, протискивался сквозь гущу набившихся в автобус пассажиров, собирал деньги и раздавал билеты. Необходимости в них не было – каждого пассажира Кешава уже знал в лицо, – однако традиция требовала раздачи билетов, и он отрывал их и вручал пассажирам, а если какой-нибудь пассажир оказывался слишком далеко от него, передавал через других.
По вечерам вокруг него собирались на автобусной станции мальчики-мойщики, завидовавшие его стремительной карьере.
– Закрепите ее! – иногда кричал он, указывая на стойку, за которую держался в автобусе. – Целый день сегодня лязгала, совсем разболталась.
Закрепив стойку, мальчики рассаживались вокруг Кешавы на корточках и смотрели на него снизу вверх, как на звезду, и он говорил:
– Это работа нешуточная. Конечно, в автобус и девушки, бывает, садятся, но приставать к ним нельзя: я все-таки кондуктор. А тут еще вечные волнения из-за христианских ублюдков – вдруг они перегонят нас и захапают всех пассажиров. Нет, сэр, на этой работе нам шутки шутить не приходится.
Когда пошли дожди, он опустил на окна кожаные шторки, чтобы пассажиры не промокали, однако вода все равно просачивалась внутрь, и автобус отсыревал. Ветровое стекло мутнело, серебристые пятна воды липли к нему, точно шарики ртути, наружный мир становился размытым, и Кешава выставлялся, держась за стойку, под дождь, дабы убедиться, что водитель не сбился с маршрута.
Как-то вечером, когда он лежал в общежитии на кровати, суша волосы полотенцем одного из мальчиков (другой в это время массировал ему ступни – таковы были новые привилегии Кешавы), в спальню зашел, катя старый ржавый велосипед, Брат.
– Ты у нас теперь важная персона, – сказал он, – нечего тебе по городу пешком таскаться. Мои кондуктора должны передвигаться с удобством.
Кешава поставил велосипед у своей кровати и проспал ночь рядом с ним, к большой потехе прочих мальчиков.
А еще как-то вечером он увидел на автобусной станции калеку, тот сидел с чашкой чая, скрестив ноги так, точно хотел показать всем свой деревянный протез.
Один из мальчиков хмыкнул:
– Узнаешь своего благодетеля?
– Ты о чем?
Мальчик ответил:
– Это на его велосипеде ты теперь ездишь!
А затем объяснил, что калека был когда-то кондуктором, таким же, как Кешава, но выпал из автобуса, и нога его попала под ехавший мимо грузовик, и ее пришлось отрезать.
– Благодаря этому у тебя теперь есть велосипед!
Он загоготал и хлопнул Кешаву по спине.
Калека неторопливо пил чай, внимательно вглядываясь в содержимое чашки, точно в единственное удовольствие, какое осталось в его жизни.
Если Кешава не работал на маршруте, Брат посылал его доставлять на велосипеде разные разности; однажды ему пришлось привязать к багажнику большой кусок льда и отвезти его в дом Мабрура Инженера, самого богатого в городе человека, у которого вышел в тот день весь запас льда для виски. Зато вечерами Кешава был свободен, и ему дозволялось кататься на велосипеде для собственного удовольствия. Обычно он летел на полной скорости по главной улице, вытянувшейся вдоль Центрального рынка, по обе ее стороны горели в лавках керосиновые лампы, свет и краски рынка приводили Кешаву в такое возбуждение, что он снимал с руля руки и радостно гикал, тормозя, лишь когда возникала опасность врезаться в моторикшу.
Вроде бы все у него складывалось удачно, и тем не менее в одно из утр соседи по спальне обнаружили, что он лежит на кровати, вглядывается в фотографии киноактрис и вставать ни в какую не хочет.
– Опять кукситься начал, – говорили соседи. – Эй, взял бы да подрочил, враз полегчает.
На следующее утро он пошел к цирюльнику. Старика дома не было. Жена цирюльника сидела, расчесывая волосы, на рабочем стульчике мужа.
– Ты подожди его, подожди, он все время о тебе говорит. Знаешь, так по тебе скучает.
Кешава покивал, похрустел суставами пальцев и раза три или четыре обошел вокруг стульчика.
В тот вечер, когда он причесывался в спальне, мальчики схватили его за руки и потащили к двери.
47 
