10 
— Господи, Каролина, — прошептала она, — в какую передрягу ты попала!
У нее заурчало в животе, и она пожалела, что не перекусила перед побегом из дома. Ее тюремщик, похоже, человек слова, и если он сказал, что собирается морить ее голодом, ему следует поверить.
Она подбежала к окну и выглянула. Он не солгал. До земли по крайней мере пятьдесят футов. Но есть подоконник, и если она найдет какой-нибудь сосуд, то сможет собирать дождевую воду. Ей и раньше приходилось голодать, и она знала, что справится с этим. Но жажда — совсем другое дело.
Каролина нашла на столе маленькую подставку для перьев. Небо все еще было ясным, но каждый знает, что такое погода в Англии. Поэтому Каролина полагала, что утром вполне вероятен дождь, и на всякий случай выставила подставку на подоконник.
Потом она вернулась к кровати и сложила вещи назад в саквояж. Слава Богу, ее похититель не заметил надпись в Библии, которую, умирая, оставила ей на память мать. Он бы наверняка захотел узнать, кто такая Кассандра Трент, чье имя значится на внутренней стороне обложки. И он увидел ее маленький личный словарь… Господи, теперь ей придется все объяснять.
Затем Каролину охватило странное чувство…
Она сняла туфли, соскользнула с кровати и в одних чулках подошла к окну. Оттуда, двигаясь вдоль стеньг, осторожно подкралась к двери, резко наклонилась и посмотрела в замочную скважину.
Ага! Так она и думала! Оттуда на нее смотрел серый глаз — И вам спокойной ночи! — громко сказала она и повесила на ручку двери шляпу, заслонив отверстие. Ей не хотелось ложиться спать в единственном платье, но она не собиралась раздеваться, когда за ней подсматривают.
Каролина услышала, как он выругался, а потом его удаляющиеся шаги гулким эхом отозвались в пустом холле.
Каролина сняла платье и, оставшись в нижней юбке, забралась в постель. Она посмотрела в потолок и стала размышлять.
И кашлять.
Глава 3
А-ким-бо (наречие). Положение, при котором ладони рук упираются в бедра, а локти выставлены вперед.
Не могу сосчитать, сколько раз он стоял передо мной, держа руки акимбо.
Каролина кашляла всю ночь. И все утро.
Она кашляла, когда небо стало ярко-голубым, и остановилась, только чтобы проверить свою импровизированную чашку на подоконнике. Она была пуста. Всего несколько капель воды. Ее горло пылало, но именно это меньше всего заботило Каролину.
Зато се план отлично сработал. Когда она открыла рот, чтобы проверить голос, из него раздались звуки, которых устыдились бы даже лягушки.
Теперь Каролина на время превратится в немую. Пусть ей задают любые вопросы. Она в ответ не сможет произнести ни слова.
Чтобы удостовериться, что ее похититель не заподозрит ее в притворстве, Каролина подошла к зеркалу и широко открыла рот, наклонив голову так, чтобы солнечный свет осветил горло.
Оно было ярко-красным и выглядело просто ужасно. А мешки под глазами от бессонной ночи отлично дополняли ее «больной» вид. Каролина чуть не подпрыгнула от радости. Если бы можно было как-нибудь имитировать лихорадку! Может, поднести лицо к свече и подождать, пока кожа станет неестественно теплой? Но когда он войдет, она должна будет объяснять, зачем жгла свечи, если на дворе давно утро.
Нет, придется обойтись больным горлом. К тому же у нее не оставалось выбора, потому что в холле уже послышались шаги.
Каролина бросилась к постели и забилась под одеяло, натянув его до самого подбородка. Она пару раз кашлянула, пощипала себя за щеки, чтобы придать им красноту, и опять закашлялась.
«Кашляй, кашляй, кашляй!»
Ключ повернулся в замке.
«Кашляй, кашляй, кашляй, кашляй!» — Каролина хотела устроить настоящий спектакль.
Затем во втором замке скрипнул другой ключ. Черт! Она забыла, что в двери два замка.
«Кашляй, кашляй, кашляй!»
— Кхе! Кхе!
«Кашляй!»
— Кхе!
— Господи, что за адские звуки?
Каролина подняла голову с подушки, и если бы она еще не потеряла голос, то сейчас бы точно лишилась дара речи.
В темноте прошлой ночью ее похититель выглядел зловеще, но при свете дня ему позавидовал бы сам Адонис. Сегодня он почему-то казался даже выше ростом. Черные волосы были аккуратно уложены, но одна непослушная прядь выбилась на лоб возле левой брови. А глаза — серые и ясные, как у ребенка. Но их цвет был единственным, что могло ввести в заблуждение. Они смотрели так, словно повидали в жизни слишком много.
10 
