Глава 1

Грейс Эверсли вот уже пять лет служила компаньонкой у вдовствующей герцогини Уиндем и за это время успела неплохо изучить характер своей госпожи. Главное, что ей удалось усвоить: за суровой властностью и надменностью ее светлости отнюдь не скрывалось золотое сердце. Не то чтобы пресловутый орган был чернее черного. Ее светлость вдовствующую герцогиню Уиндем нельзя было назвать истинным исчадием ада. Она не отличалась особой кровожадностью, злобой или мелочностью. Однако Августа Элизабет Кандида Дебнем Кавендиш была дочерью герцога, женой герцога и матерью герцога. Ее сестра с некоторых пор принадлежала к захудалой королевской семье одного из государств Центральной Европы (Грейс никогда не удавалось правильно произнести его название), а брат владел большей частью Восточной Англии. Одним словом, многоярусный мир герцогини подчинялся жестким, неумолимым законам иерархии.

Уиндемы, а в особенности те из них, что принадлежали к ветви Дебнемов, прочно обосновались на самом верху пирамиды.

Занимая столь блистательное положение в обществе, ее светлость ожидала от своего окружения надлежащей почтительности. Скупая на доброту, она терпеть не могла человеческую глупость и презирала показную любезность. (Злые языки поговаривали, что герцогиня за всю жизнь не сказала никому доброго слова, однако Грейс дважды слышала собственными ушами, отрывистое «неплохо», брошенное ее светлостью, и позднее пыталась рассказать об этом, но ей никто не поверил.)

И все же герцогиня вызволила Грейс из беды, заслужив этим вечную признательность, уважение и безусловную преданность компаньонки. Тем не менее ее светлость никак нельзя было назвать приятной собеседницей, поэтому, возвращаясь после бала при Линкольнширской ассамблее домой в элегантном экипаже, легко скользившем по темным ночным дорогам, Грейс нисколько не сожалела о том, что ее хозяйка крепко спит.

Сказать по правде, вечер выдался чудесный, грех жаловаться. Прибыв на празднество, герцогиня тотчас заняла почетное место среди ближайших друзей, и компаньонке не пришлось постоянно находиться при ней. Весь вечер Грейс танцевала, весело болтая со старыми знакомыми, с лица ее не сходила улыбка. Вдобавок Грейс выпила три бокала пунша и получила бездну удовольствия, подшучивая над Томасом — тот носил герцогский титул, так что раболепия в его жизни хватало с избытком, Грейс всегда нравилось осыпать его насмешками. Она улыбалась так часто, что к концу бала у нее уже сводило скулы.

После неожиданно удачного вечера ее не покидало радостное оживление. Совершенно счастливая, Грейс сидела в темноте кареты, прислушивалась к тихому посапыванию вдовствующей герцогини и улыбалась своим мыслям. Карета плавно катилась вперед. Грейс закрыла глаза, хотя ей вовсе не хотелось спать. Но мерное движение экипажа и ритмичное цоканье лошадиных копыт навевали сон. Веки Грейс отяжелели. «Удивительно… Глаза устали, а остальное тело — нисколечко. Впрочем, короткий сон, пожалуй, не повредит, ведь как только карета прибудет в Белгрейв, надо будет помочь герцогине с…»

Бабах!

Грейс выпрямилась и, моргая, уставилась на герцогиню, но та, как ни странно, продолжала мирно похрапывать. «Что за непонятный грохот? Неужели кто-то…»

Бабах!

На этот раз карета резко накренилась и остановилась так внезапно, что ее светлость, сидевшая, как обычно, лицом по ходу движения, слетела с подушек на пол.

Грейс мгновенно опустилась на колени рядом с госпожой и заботливо обняла ее за плечи.

— Какого дьявола?! — рявкнула герцогиня, но тут же осеклась, заметив выражение лица компаньонки.

— Стреляли, — прошептала Грейс.

Губы ее светлости сжались в тонкую полоску. Одним молниеносным движением герцогиня сорвала с шеи изумрудное ожерелье и сунула его Грейс.

— Спрячьте, — приказала она.

— Я? — взвизгнула Грейс каким-то чужим писклявым голосом и все же послушно схватила ожерелье и затолкала под сиденье.

В голове ее билась единственная мысль. «Не помешало бы вправить мозги достопочтенной Августе Уиндем, потому что, если меня убьют из-за того, что у старухи не нашлось драгоценностей…»

Дверца широко распахнулась.

— Кошелек или жизнь!

Грейс в ужасе застыла, скорчившись на полу рядом с герцогиней. Потом медленно подняла голову и увидела серебристое дуло — круглое, грозное, нацеленное прямехонько ей в лоб.

  1