очень нудно 
121 
Но и убедившись, уверившись, Тетя не могла поверить. И все клала руку на горло — там торкалась тоненькая, прозрачная долька, последняя долька надежды, никак было не сглотнуть. Ощущала себя героиней «Анны Карениной», а оказалось-то… бульварного романа на серой бумаге! Ах, не в стихах только чужих заключалось дело, это было лишь последним штрихом, с которым и вся картина проступила. Пошленькая подделка. Вот какая это была картинка. Доброе утро, Алина Царева. Привет, Аленка. Как там в твоих ироничных романах прощаются с экс-любимыми? Наверняка раз и навсегда. Возвратив письма и вещи. Что ж, переслать ему обратно все его имейлы, эсэмэски, вернуть ценным грузом все им сказанное, выдохнутое, нашептанное, весь его нежный пыл и подлый трепет?
Она отдала Ланину книжечку на следующий же день, прямо на работе, вежливо постучавшись к нему в кабинет — не устраивать же в самом деле семейных сцен. Михаил Львович сидел в своем обширном черном кресле, был спокоен, почти вял: и, казалось, вовсе не удивился тому, что она «украла у него вот эту книжицу!», как гордо проговорила Тетя, бросив ее на стол. Ланин глядел на нее с полуулыбкой, бормотнул, ах, вот куда она пропала, я почему-то так и думал — и совершенно не отрицал того, что стихи посылал чужие. «Еще в молодости полюбил их, она училась у меня когда-то. Этой осенью вспомнил про нее, я ведь даже назвал ее тебе однажды — чем-то вы очень похожи. Нарочно отыскал эту книжку… Хотел поделиться с тобой… разве я когда-нибудь говорил, что это — мои?».
Нет, ты не говорил. Не говорил. Но это, видишь ли, подразумевалось. И ты сам это, без сомнения, подразумевал. Поэтому и женский пол в нескольких местах сменил на мужской, ювелирно. Но отчего-то не посмела сказать ему про пол, сказала другое. В них, в этих стихах то и дело вспрыгивало вам — вам — то есть мне, да? «Да, — снова бестрепетно ответил Ланин. — Таково свойство поэзии — она обращена к тому, кто ее читает в данный миг. Я посылал их именно тебе!».
Но Тетя уже развернулась, уже уходила от него прочь, шепча, шипя под нос все одно и то же слово. Слово это было: «дешевка».
Мокрый вор
По Зверинской улице в собственном доме № 20 проживает вдова Эргард.
В ночь на 10 мая Эргард услыхала в прихожей квартиры подозрительный шорох, она встала и направилась в прихожую, где увидела незвестного человека, снявшего с вешалки одежду; вор по ея крику бросился вон из квартиры, но Эргард его преследовала криками, которые были услышаны ея работником крестьянином Самсоновым.
Вор пустился бежать к Петровскому парку, вор кинул похищенное, а сам направился через реку Ждановку, но здесь посреди реки, по непрочности льда, провалился в воду и стал тонуть. Преследовавший вора дворник Самсонов, при помощи городового Сабаса и другого дворника Александра Михайлова, благополучно вытащили из воды и доставили в участок, где неизвестный оказался запасным ефрейтором, не имеющим постоянного жительства.
Но ведь статьи его, репортажи, колонки — не плагиат? Их-то он писал, будем надеяться, сам! Дома, уложив Теплого, она снова начала рыскать по Интернету, Коля, к счастью, не претендовал, смотрел телик — набирала куски фраз из его колонок — и не нашла ничего. Слабое это было утешение, но хоть что-то. Мне немного противно, ты понял? Запах гнили после отлива. На песке — пена взбитых сливок, Чуть горчит перезревшая дыня. Не волнуйся, твой чай не остынет. И объятия любящих женщин Будут так же нежны — прилежны И соткут тебе в доме уют. Только вот надежды, надежды Вдруг окажется несколько меньше Что ли чайки ее склюют.
Сочинила в пробке такой вот прощальный стишок, побормотала денек, но даже никуда не записала, нет. Довольно. Бай-бай, Михаил Львович. С.Н. Стерла его номер в мобильном и папку с фотографиями отправила в корзину. Что еще? Стихи, стихи тоже — как жаль, что всего-то два движения мышкой — лучше бы рвать, мять, топтать и жечь, жечь в очистительном огне, в пламени обновляющего жизнь пожара.
Часть третья
Глава первая
Бессонница держала его в цепких — не ускользнуть, руках. Ланин не спал уже третью ночь. Изредка ему удавалось забыться, на полчаса-час, вчера даже на два часа под самое утро, но он неизменно просыпался, все с той же терзающей его мыслью: ее больше нет с ним. Ей нельзя позвонить, ее голос нельзя услышать, ею обладать нельзя. Она была его, но больше не принадлежала ему. Все началось после той дурацкой истории с Катиной книжкой. Он не сомневался, размолвка будет недолгой, день-два, неделя — и она позвонит, напишет. На этот раз она, потому что слишком уж она… грубила. Но она молчала. Наконец Ланин сам позвонил ей — не взяла трубку. Презирая себя, набрал дня два спустя. Опять не взяла. Неужели действительно конец? После его второго звонка прошло еще две недели — после ежедневного многократного списывания, созванивания, торопливых, но таких сладких поцелуев всегда, когда только он этого хотел! Ланину казалось, что он задыхается. Нужно решить, бормотал он, но был настолько раздавлен, что решить ничего не мог. И снова, как в прошлую ночь, вскочил с кровати, встал у окна.
121 
