ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>




  46  

— Клава, иди к Насте, мне надо с капитан-лейтенантом поговорить, — сказал Вазген.

— Это она притащила меня сюда? — спросил Смуров, когда они остались вдвоем.

— Нет, дорогой, это ты сам сюда притащился. А теперь расскажи мне, что ты сделал с Ордынским, скотина?

На заспанном лице Кирилла не отразилось никаких чувств.

— Что сделал, то и сделал, — вяло отозвался он. — Теперь не все ли равно? Эх, брат, какая дерьмовая штука жизнь! Яйца выеденного не стоит. Муторно, пусто, на душе сплошная дрянь.

— Да кто тебе дал право убивать людей?

— А кто дал право убить Ариадну? Кто дал право убивать женщин, детей, крошить друг друга на войне? Кто? У кого есть такое право?

— У нас есть право постоять за родину, за себя. Мы сражаемся с врагом, а ты убил своего.

— Кто свой? Ордынский? Он был мне враг, и я его убил. Скажешь, я нарушил закон? А кто эти законы устанавливает? Война диктует свои законы. Она уродует и искажает всякое представление о добре и зле. Вчерашние добропорядочные бюргеры, уважаемые отцы семейств, просвещенные аристократы сегодня с легкостью отправляют в печь десятки тысяч человек, потому что законы Германии сейчас на их стороне. Они не считают себя преступниками, потому что не преступают законов своей страны.

Я расстрелял Ордынского по законам военного времени, как дезертира и труса. Он не представляя никакой ценности для советской науки, обманными путями добился брони, следовательно, дезертир, так что закон на моей стороне. Этот закон в состоянии оправдать даже то, что я сделал из личных побуждений. Стоит мне сказать, что он пытался перебежать линию фронта, — и никто меня не осудит.

— Ты нарушил нравственный закон. Будешь продолжать в том же духе — уподобишься фашистам. Я понял, ты хочешь сказать, что ответственность за преступления, совесть свою они перекладывают на того, кто устанавливает законы.

Кирилл насмешливо улыбнулся и, нагнувшись к Вазгену, тихо сказал:

— А мы на тех, кто у нас их устанавливает. Вазген рассеянно пошарил по карманам, но ничего не нашел.

— У тебя есть закурить?

Кирилл потянулся за кителем и достал свой серебряный портсигар:

— На, возьми себе про запас.

Несколько минут оба молча курили.

— Раз ты все так правильно понимаешь, зачем же это делаешь? — спросил Вазген.

— А что я понимаю? Ты сказал, что я убил своего, но нас именно тому и учили — искать врагов среди своих. Что правильно, а что нет, как в этом разобраться, кому верить, чьи законы принимать за истинные? Ты знаешь?

— Нет, пожалуй, и я не знаю, но откровенность за откровенность: иногда я думаю, что мы совершили непростительную ошибку, разрушив наши церкви.

Смуров серьезно смотрел на него, раздумывая.

— Фашисты не разрушали своих церквей, но это не мешает им бесчинствовать, — возразил он.

— Они пытаются все извратить, — загорячился Вазген, — любую философию, веру, религию можно подогнать под свои злодеяния! — Он стукнул кулаком по столу для большей убедительности. — Но совместить зло и общечеловеческую мораль невозможно, поэтому рано или поздно их будут судить как преступников.

— Ясно, — сказал Смуров, опустив голову. — Значит, когда-нибудь и меня будут судить.

— И тебя. Так что остановись, пока не поздно. Советуйся со своей совестью, это самое правильное, или в крайнем случае с Алешей.

Разговор перешел на Алексея. Он находился в тяжелом состоянии, с друзьями не общался, отвергал все попытки оказать ему моральную поддержку. Он, видимо, хотел справиться со своим горем самостоятельно. Друзья деликатно не навязывали Алексею свое присутствие, понимая, что надо дать ему время отойти, свыкнуться с мыслью о потере Ариадны.

— Ни к чему беспокоить его назойливым сочувствием, — заключил Вазген. — А с тобой я в следующий раз поговорю по-другому, если еще раз увижу, что ты надрался как свинья!

— Больше не буду. Это я так, сорвался.

— Ну, вставай, одевайся, хватит рассиживаться.

Кирилл стал натягивать китель. Вазгену бросились в глаза новенькие погоны капитана 3-го ранга. Погоны на плечах военнослужащих появились недавно, в марте 1943 года.

— Поздравляю! Когда ты успел получить звание?

— Вчера, — безучастно отозвался Кирилл. — Только и пользы, что удалось напиться. Надо идти, сегодня сбор оперсостава… Знаешь, как нас теперь надо величать? «Смерш»! Смерть шпионам! Вот так-то. Смерть, смерть, всюду смерть…

  46