26 
— Нет уж, ваше сиятельство, я по молодости лет не с такими справлялся в психиатрической клинике Гогенштайна! Федор! — крикнул он истопнику. — Неси склянку, что на комоде.
Истопник бросился за лекарством. Фридрих Карлович, ловко скрутил юнца животом вниз, а руками он крепко держал его верх, да еще и надавливал коленом на поясницу. Затем он приказал:
— Федор, запрокинь ему голову и влей лекарство в рот, потом зажми, чтобы не выплюнул!
Истопник терпеть не мог наглого барчука, который вот уже несколько лет подряд нарушал летом спокойствие усадьбы, и с удовольствием проделал указанные действия.
Николеньке ничего не оставалось делать, как проглотить сильное успокоительное, потому как Федор так зажал ему рот, что свело челюсти.
— Федор, смени меня! — приказал Фридрих Карлович. — Годы, увы, не те, чтобы так урезонивать молодежь. — Он отер потный лоб платком. — Через десять минут заснет. А ты, Федор, погляди за ним.
Ольга Викторовна расплакалась, но, дотронувшись до щеки, поняла: ее украшал синяк.
— Ах, Ольга Викторовна, голубушка, и вам досталось! Идемте, сделаю вам примочку, — предложил Фридрих Карлович, немного отдышавшись.
Доктор, кузина и графиня спустились в гостиную.
Ольга Викторовна попыталась собраться с мыслями:
— Наташа, — обратилась она к кузине, — позволь узнать: а где же мистер Треверс?
Кузина виновато улыбнулась.
— Видишь ли, дорогая, пока ты находилась во Владимире, он покинул службу, даже не потребовав плату за последний месяц.
Графиня встрепенулась.
— Как? Отчего он ушел? Да еще и без жалованья?
— Думаю, Ольга Викторовна, что его терпение закончилось так же, как и у предыдущих гувернеров, — предположил доктор, не зная об истинной причине ухода Треверса.
— Но мне казалось, что они ладят… — робко возразила графиня.
— Это только на первый взгляд. Вот прижмите к щеке, через пару дней не останется и следа.
Фридрих Карлович смочил салфетку неким зельем и протянул графине.
— Благодарю. О! Жжет! — воскликнула она.
— Придется потерпеть, — констатировал доктор. — Я возьму на себя смелость, Ольга Викторовна, вы уж не обессудьте… Вряд ли Наталья Павловна вам решиться такое сказать. — Он откашлялся. — Дело в том, что Николай Николаевич чрезмерно капризен и совершенно не контролирует свои эмоции…
Ольга Викторовна округлила глаза.
— И что же? Он слишком слабый и впечатлительный ребенок.
— Отнюдь, ваше сиятельство. После падения с лошади я с разрешения Натальи Павловны тщательно осмотрел вашего сына и, к счастью, не нашел у него никаких заболеваний.
— Как? — удивилась графиня.
— Вот так, Ольга Викторовна. Вы слишком много времени уделяете Николаю, он же окончательно подчинил вас своей воле. Еще пару лет, и он окончательно станет домашним тираном. И вряд ли потом найдется девушка, которая пожелает связать с ним свою судьбу. Думаю, ваш покойный супруг хотел бы видеть своего сына сильным и решительным мужчиной, способным принимать ответственные решения.
Ольга Викторовна снова расплакалась, понимая, что немец прав.
— Что же мне делать?
— Выйти замуж! — отчеканила кузина.
— Да, да! Совершенно с вами согласен, Наталья Павловна! Это выход из сложившейся ситуации. И хорошо, если бы ваш избранник был человеком военным и решительным, — закончил мысль доктор.
Ольга Викторовна невольно вспомнила Сергея Львовича и разрыдалась еще сильнее: ей стало стыдно. «Что же она теперь ему скажет? — лучше было признаться сразу в том, что у нее есть сын и он… просто невыносим», — подумала графиня.
— Вот выпейте. — Фридрих Карлович протянул графине успокоительные капли в склянке.
Та выпила их залпом.
— Душа моя, а как с тем негодяем, который избил Николеньку? — поинтересовалась кузина.
Графиня отерла слезы носовым платком и смачно в него высморкалась:
— Идет дознание. Я попросила надежного человека… Он сделает все как полагается…
— Ольга Викторовна, простите меня за очередную дерзость, — издалека начал доктор. — Может быть, в связи с нашим последним разговором, вы отмените свое решение и прекратите дело?
— Отчего же? — удивилась графиня.
— А вы уверены, что в поезде произошло все именно так, как рассказал мистер Треверс?
Ольга Викторовна задумалась и призналась:
— Нет, уже не уверена.
26 
