Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
74 
Я оставляю маму и обхожу имитацию цирка по периметру. Здесь есть экспозиция о слоне Джамбо, чей скелет (как написано) выставлен в Нью-Йорке в музее естествознания. А вот это уже интересно. Я наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть фотографию огромного скелета (для сравнения рядом со скелетом сфотографирован человек). Мужчина на снимке — Эрнест Элкезер собственной персоной. Я как раз читаю надпись, когда с помятым конвертом в руках подходит смотритель.
— Джамбо — мой любимец, — говорит он. — Приехал в Штаты более века назад на корабле под названием «Ассирийский монарх». Барнум прогуливался с ним по Бродвею с большим духовым оркестром и всевозможной помпой.
Подходит мама. Элкезер смущенно протягивает ей конверт.
— В те времена люди еще не видели слонов. И не настолько уж он был и огромен, но сам факт: настоящий слон! А через три года его сбил скорый грузовой поезд. Остальных слонов, которые переходили пути, тоже сбил поезд, но они выжили. А вот Джамбо… Джамбо не смог.
— Его сбил поезд? — Я потрясена.
— Ты же пережила авиакатастрофу, — замечает мама.
— Барнум разделал животное и передал останки различным музеям. Продал даже сердце. Корнелльскому университету, за сорок долларов. Можете себе представить?
— Мы уже пойдем, — прощается мама.
— Ох, здесь все деньги, — вспоминает Элкезер. — Если хотите, можете пересчитать.
— Уверена, в этом нет необходимости. Благодарю.
— Нет, это вам спасибо.
Мы оставляем его на третьем этаже — смотритель нежно касается фотографии Джамбо.
Когда за нами закрываются тяжелые двери музея, мама разрывает конверт.
— Ребекка, мы богаты, — напевает она. — Богаты!
Мы садимся в машину и выезжаем со стоянки, царапая тротуар бампером, словно граблями. Проезжаем мимо мальчиков, играющих в гандбол. Мимо какой-то толстухи с землистого цвета лицом. Мимо сворачивающего за угол барыги: мужчина в кожаной кепке разворачивает маленький мятый квадратик бумаги. А перед моим мысленным взором стоит тяжелый ход автокортежа, живой звук трубы и неспешная поступь слонов по Мейн-стрит.
31
Джейн
День рождения Ребекки мы празднуем в географическом центре Америки. Прямо в окрестностях Таунера, штат Северная Дакота, я вручаю ей кексик «Хостес» с воткнутой в него свечкой и пою «С днем рождения тебя».
Ребекка даже краснеет от удовольствия.
— Спасибо, мама. Не стоило тратиться.
— У меня и подарок есть, — говорю я и достаю из заднего кармана конверт.
Мы обе его узнаем — грязный конверт, в котором под сиденьем «Эм-Джи» лежали деньги. Внутри его ручкой из мотеля я написала долговую расписку. Ребекка читает вслух: «Обязуюсь купить все, что захочешь (разумеется, в разумных пределах), во время похода по магазинам».
Она смеется и осматривается. Мы притормозили у дорожного знака, который гласит, что здесь географический центр, и, не считая скоростной магистрали за нашими спинами, вокруг, насколько я вижу, бескрайние поля.
— Наверное, придется подождать, пока мы снова наткнемся на цивилизацию и сможем пойти в магазин, — говорит Ребекка.
— Нет, в том-то и соль, что сегодня мы весь день посвятим тому, чтобы найти приличный магазин и купить одежду. Одному Богу известно, как она нам нужна.
Старая рубашка Оливера, которую я не снимаю, покрыта масляными пятнами и пятнами от еды. Мое белье тоже невероятно грязное. Ребекка выглядит не лучше. Бедная девочка даже не взяла с собой приличный бюстгальтер.
— И каково оно — ощущать себя пятнадцатилетней? — спрашиваю я.
— Почти ничем не отличается от ощущений четырнадцатилетней.
Ребекка запрыгивает на свое место: она уже довела свое мастерство до уровня искусства. А я… я продолжаю перелезать через дверцу, и обычно моя нога застревает в ручке.
— Ладно, — соглашается Ребекка и усаживается, свесив ноги через пассажирскую дверцу. — Куда поедем?
В Таунер, как мне кажется. Туда направил нас Джоли, хотя, как я уже знала по опыту, в Северной Дакоте даже заправка и пара деревянных лачуг может назваться городком.
Ребекка велит мне ехать прямо по грязной дороге. Пару километров мы проезжаем, не замечая вокруг ни единого признака жизни, не говоря уже о торговле. Наконец нам на глаза попадается полуразвалившийся сарай, перекошенный на правую сторону. На сарае шестиугольник, два попугая-неразлучника, окрашенные в основные цвета радуги.
— «У Элоиз», — читает Ребекка.
74 
