21 
— Я хочу, чтобы ты поймала меня на слове, — ответил он и крепко обнял девушку.
— В котором часу ты завтра вернешься домой? — прошептала она, уткнувшись лицом в его шею.
Он почувствовал, как ее доверие раскрывается подобно цветку и через прикосновение ее пальцев входит в его душу. Она откинула голову, ожидая поцелуя, но он лишь ласково прижался губами к ее лбу.
Пейдж удивленно отстранилась и так изучающе посмотрела на Николаса, как будто собиралась написать его портрет. Потом она улыбнулась.
— Я подумаю, — сказала она.
***
Когда на следующий день он вернулся домой из больницы, его ожидала Пейдж. Подойдя к двери, он понял, что отношения между ними наладились. Об этом ему сообщил просочившийся на площадку аромат сливочного печенья. Ему было известно, что, когда утром он уходил из дома, в его холодильнике не было ничего, за исключением заплесневелого бананового кекса и полупустой банки маринованных овощей. Судя по всему, Пейдж явилась сюда с полными сумками всякой всячины. Его потрясло ощущение тепла, от одной этой мысли разлившегося по телу.
Она сидела на полу, прижав ладони к раскрытым страницам «Анатомии» Грея, как будто пытаясь стыдливо прикрыть мускуло-скелетное изображение обнаженного мужчины. Сначала она даже не заметила возникшего на пороге Николаса.
— Фаланги, — шепотом прочитала она.
Она произнесла клиническое определение пальцев рук и ног совершенно неправильно, как будто рифмуя его со словом «клыки», и Николас улыбнулся. Услышав его шаги, она подскочила, как будто ее застали за чем-то недозволенным.
— Прости! — выпалила она.
Щеки ее раскраснелись, плечи подрагивали.
— За что я должен тебя простить? — поинтересовался Николас, швыряя сумку на диван.
Пейдж огляделась, и, проследив за ее взглядом, Николас понял, что она не ограничилась печеньем. Похоже, она сделала полную уборку и даже натерла паркетный пол. Она разыскала в шкафу яркое лоскутное одеяло и набросила его на диван, оживив спартанскую обстановку комнаты. Она освободила журнальный столик от газет и медицинских журналов, и теперь на нем лежал глянцевый журнал «Мадемуазель», открытый на странице, посвященной упражнениям для ягодиц. На кухонном столе красовалась чисто вымытая банка из-под арахисового масла с букетиком рудбекий.
Эти небольшие изменения отвлекали внимание от антикварной мебели и смягчали острые углы, придававшие его жилищу строгий, официальный вид. За один день Пейдж преобразила его квартиру, и теперь было видно, что здесь действительно кто-то живет.
— Когда ты привел меня к себе вчера вечером, — начала оправдываться Пейдж, — мне все время казалось, что здесь чего-то не хватает. Я… Я не знаю… как будто ты живешь на страницах дизайнерского журнала. Я сорвала цветы на обочине… а поскольку я не нашла вазу, пришлось вроде как прикончить арахисовое масло.
— Я даже не знал, что оно у меня есть, — улыбнулся Николас, оглядываясь по сторонам.
За всю свою жизнь он ни разу не видел у себя дома журнала «Мадемуазель». И его мать скорее умерла бы, чем водрузила на стол консервную банку с придорожными цветами. Она признавала только чайные розы из собственной теплицы. Она же втолковала ему, что лоскутные одеяла годятся только для охотничьих домиков, но никак не для шикарных гостиных.
Когда Николас поступил в медицинскую школу, Астрид взялась за оформление его жилья. Николас не возражал, поскольку у него не было на это ни сил, ни времени, ни желания. И его нисколько не удивило то, что квартира получилась очень похожей на родительский дом. Вдобавок сюда переехали огромные часы из золоченой бронзы и старинный обеденный стол. Шторы и обивку мебели Астрид доверила своему декоратору, согласовав с ним только цвета — темно-зеленый, темно-синий и темно-красный, которые, по ее мнению, очень подходили сыну. Николасу не нужен был салон для приема гостей, но он забыл об этом упомянуть, и после того, как все свершилось, не знал, как превратить это официальное помещение в обычную гостиную.
— Что ты об этом думаешь? — прошептала Пейдж так тихо, что он готов был поверить в то, что ее голос ему почудился.
Николас подошел к ней и обнял за плечи, прижав к себе.
— Я думаю, что нам придется купить вазу, — ответил он.
Он почувствовал, как плечи Пейдж облегченно расслабились. Внезапно она начала тараторить. Слова так и посыпались из ее рта.
— Я не знала, что мне с этим делать, — щебетала она. — Я только знала, что это надо сделать. А потом я поняла… Знаешь, я пеку печенье… Ну так вот, я не знала, понравится ли тебе то, что нравится мне. Я попыталась представить, как бы я себя повела, если бы пришла домой и обнаружила, что едва знакомый человек взял и изменил всю мою обстановку. Мы ведь друг друга почти не знаем, Николас, и я думала об этом всю ночь. Но стоило мне убедить себя в том, что было бы очень правильно выйти за тебя замуж, как откуда ни возьмись явился здравый смысл и растоптал все мои выкладки. Ты предпочитаешь шоколадное или ванильное печенье?
21 
