Последние отзывы

  78  

— А чего тут все такие юные?

— У нас Дик Вулф^[37] сотрудников подбирает.

У нее был собственный кабинет. Саманта закрыла стеклянную дверь, и гомон стих.

— У него что, правда машину прямо под окнами вскрыли?

— Тут такое не первый раз.

— С ума сойти.

— Квинс.

Она копалась в бумагах на столе. Перекладывала бланки, папки, распечатанные электронные письма и нераспечатанные конверты. На подоконнике стояли три кружки. Одна с гербом окружной прокуратуры, одна университета Фордхам и одна юрфака Нью-Йоркского университета. Там же сидел потрепанный мишка в форме пожарного. На столе — фотография отца и еще одна: Саманта с сестрой в купальниках на пляже. Со шкафа с юридической литературой свисал на веревочке медный Гордиев узел. На экране компьютера гипнотически разгорался и снова бледнел пасторальный зеленый пейзаж.

— Ирландия, — сказала Саманта, заметив, куда я пялюсь.

— Твоя семья оттуда приехала?

— Из графства Керри. Это со стороны отца. А мама — итальянка. Я ни там, ни там не была. Если прямо сейчас начинать копить и откладывать с каждой зарплаты, годам к семидесяти пяти смогу съездить.

Она нашла, что искала: ключи от шкафа с делами. Открыла ящик, полный компакт-дисков и расшифровок допросов. Я попробовал заглянуть в ящик, но она его тут же закрыла:

— Это не наше.

— А что там? Любовные письма?

— Жучки для прослушки.

Саманта открыла следующий ящик и вытащила знакомую коробку с уликами, заметно раздувшуюся с тех пор, как я видел ее в последний раз. Саманта начала вынимать и раскладывать бумаги, и я понял, что она существенно потрудилась над увеличением объема документов.

— Вот что накопал Ричард Сото.

Она передала мне пачку старых дел, список из пятнадцати страниц с фамилиями, датами, местами совершения преступления, кратким изложением сути и именами тех, кто был — если был — арестован по этим обвинениям. Я уже совсем собрался задать вопрос, но вовремя поднял голову. Саманта смотрела на фотографию отца и комкала в руках бумажную салфетку.

— Я так по нему скучаю, — сказала она.

Я чуть не ответил «я тоже». Но не ответил. Похлопал ладонью по папкам и сказал:

— Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Следующие шесть недель мы часто виделись и часто говорили по телефону. В Самантин обеденный перерыв ходили в китайскую забегаловку у здания прокуратуры. Исаак устраивался за столиком подальше и приступал к поглощению чудовищных порций жареной свинины с рисом. Мы отдавали ему наши печенья с предсказаниями.

Мы решили начать все сначала, нарисовали временную шкалу убийств, искали то, что объединяло эти преступления. Отправили снова в лабораторию гипсовый след и выяснили, что человек, оставивший отпечаток, был, скорее всего, выше ста восьмидесяти сантиметров. Саманта спросила, какого роста Крейк, а я не знал. Один из свидетелей говорил, что Виктор невысокий, но точных данных у меня не было. По-моему, вот так мы и проводили большую часть времени, особенно поначалу.

— У него есть высшее образование?

— Не знаю.

— А семья у него была?

— Не знаю.

— А что ты знаешь?

— Ничего.

— Ты, когда его искал, очень старался?

— Не очень, — признался я.

— Ну что же. У тебя есть шанс реабилитироваться.

Мы продолжили когда-то начатые мною поиски. Обзвонили приходы, и на этот раз нам повезло больше. Не скажу, что помогло, удача или усердие, но мы нашли некоего падре Верлейна, из католической церкви при «Астории». Он смог предоставить хоть какие-то сведения о Викторе. Впервые наш персонаж обретал плоть и кровь и перестал быть лишь плодом моего воображения. Мы навестили падре, который, несмотря на то что был очень занят разгадыванием кроссворда, чрезвычайно обрадовался визиту.

— Разумеется, я его знал. Он ходил в храм чаще, чем я. Но только он уже года два-три не появлялся. С ним все в порядке?

— Мы как раз хотим это выяснить. Его уже давно никто не видел.

— Ничего дурного он натворить не мог. Его совесть чиста, как у младенца. Святее его разве только Отец Небесный.

Я спросил, что он имел в виду.

— Я только окошко в исповедальне открою, а он уже там, за стенкой.

— И в чем он исповедовался?

Падре щелкнул языком.

— Это касается только его и Господа. Могу лишь сказать, что причин исповедоваться у него было гораздо меньше, чем у большинства прихожан. Включая тех, которые вообще не исповедуются. Я пару раз говорил ему, что он к себе слишком строг, что он впадает в грех скрупулезности. — Он улыбнулся. — Немногого же я добился. На следующий день он снова пришел и исповедался уже в этом самом грехе, в скрупулезности.

  78