109 
— Я рада, что эти деньги пошли на благое дело, — сказала Глория.
— Да, пошли.
Доктор направилась к двери.
— Оставайтесь здесь, сколько вам захочется, — сказала она, выходя в коридор.
Это прозвучало как просьба.
КАРЛОС, ВСЕ ЕЩЕ ГОЛЫЙ ПО ПОЯС, СТОЯЛ У «ДОДЖА», сцепив за спиной руки.
— Я заходил внутрь, — сказал он, — но тебя там не было.
— Я разговаривала с доктором.
— И?
— Дай-ка сначала посмотреть.
Карлос показал ей руки. Шезлонга больше не было, цепочку перерезали, однако наручник с тремя болтавшимися на нем звеньями так на запястье и остался.
— Пришел я туда — ну сама скромность, — начал Карлос, — но стоило мне показать все парню, который стоял за прилавком, он как заорет кому-то в глубь магазина: «Иди-ка, глянь!» Ну ладно, однако потом он зазвал в магазин всех, кто разделывал снаружи древесину. Вот тут мне пришлось туго.
Глория засмеялась.
Карлос продолжал:
— Начали они спорить, как лучше избавить меня от шезлонга. Один притащил напильник по металлу. Другой говорит: «Этак он тут три недели проторчит». Еще один гений предложил сжечь цепочку кислотой. В итоге остановились на ножовке. Работали они осторожно, чтобы руку мне не рассадить. Но, впрочем, ножовка оказалось дерьмовой — переломилась. Пришлось мне за нее заплатить.
— Надеюсь, ты с ними хотя бы поспорил.
— Это с тридцатью-то дровосеками? Нет уж, спасибо. Потом один из них принялся рассказывать о своем знакомом, который бежал из тюрьмы и попытался избавиться от кандалов, положив их цепь на рельс железной дороги. Ну и затянуло его под поезд, говорит. В мясной фарш изрубило.
Глория поморщилась.
— Тут все полезли ко мне с вопросами, как я-то в наручнике оказался. «Ты кто, преступник? Что ты натворил?» Я говорю — да это меня береговая охрана задержала. И прицепила к шезлонгу — такое у них принято наказание.
— А станка какого-нибудь, чтобы металл резать, у них там нет?
— И салазковая пила у них есть, и ленточная, но хозяин магазина использовать их не захотел. И я его не виню, потому что без полотна для резки металла он бы их только попортил. А то и руку мне отхватил. В конце концов кому-то пришло в голову воспользоваться топором. Чтобы меня хотя бы от шезлонга избавить. Положили они цепь на большую деревянную колоду — вроде плахи, — и главный их здоровяк перерубил ее. Топор, конечно, пострадал, пришлось мне и за него заплатить.
Карлос нагнулся, вытянул из-под машины шезлонг и топор.
— А рубашку-то ты почему не надел? — спросила Глория.
— Совсем уж собрался, — ответил он, — но подумал, что без нее я тебе понравлюсь сильнее.
Она улыбнулась:
— Замерз же, наверное.
— Уже девяносто градусов, Глория. Впрочем, как скажешь.
Он сдернул с поясницы завязанную на ней рубашку, натянул ее. Чуб его встал торчком — совсем как у Карла. Глория провела по чубу ладонью, пригладив.
— Вот так я провел утро, — сообщил Карлос. — Так что она тебе сказала?
— Кто?
— Доктор.
— Почему ты решил, что доктор — она?
— Догадался. Я человек прогрессивно мыслящий.
— Ну, в общем, да — она. Залезай в машину, и я тебе все расскажу. Нам придется еще раз побеседовать с Teniente.
Глава двадцать седьмая
Они позавтракали курятиной с рисом и бобами в придорожном ресторанчике, который попался им на глаза в пригороде Хоакула. А когда снова сели в машину, Глория пересказала Карлосу то, что узнала от доктора. Услышав о деньгах, Карлос присвистнул.
Она отпила воды из бутылки embotellada en México.
— Кем бы ни был человек, давший Фахардо эти деньги, он платил за обман. Стыдно вспомнить, сколько всякой чуши он мне наговорил. И я поверила, потому что была усталой и вконец сбитой с толку. Хотя и это меня не извиняет.
— Ошибки делает каждый.
— Обычно я осторожна, — сказала она и глотнула еще немного воды. — Так вот, я думаю, что…
Карлос прервал ее поцелуем в плечо.
— Это за что же?
— За осторожность, — ответил он.
Глория улыбнулась:
— Возможностей воздействия на Фахардо у нас маловато.
— Мы можем его подкупить, — сказал Карлос.
— Но это и все.
— Не хочешь попробовать украсть кого-нибудь из его детей? — спросил он.
— Будь посерьезнее, хотя бы одну минуту. Этот человек стрелял в нас.
— Не думаю, чтобы он снова решился на это, — сказал Карлос. — Он был пьян. И скорее всего, боится теперь, что мы на него жалобу подадим.
109 
