— Зачем же тогда задавать мне такой вопрос? — поинтересовалась она.
— Вы были очень хорошо осведомлены о его делах.
— Преследовать его за неуплату налогов вы не сможете, — сказала Глория. — Он умер.
— Если неуплата налогов как-то связана с его собственностью, мы обязаны учитывать это, — заявил Воскбоун. — А скажите, почему наш разговор так вас расстраивает?
От настоящего ответа Глория воздержалась.
— Мы с Карлом были очень близки, — сказала она взамен. — И мне трудно представить его прячущим где-то деньги.
— Существовал ли кто-нибудь, кому он мог их отдавать?
— Не думаю.
Воскбоун кивнул. Взгляд его снова стал оценивающим.
— Не хотите еще кофе? — спросила Глория.
Он улыбнулся:
— Я и с этим пока не справился.
Она встала, налила себе вторую чашку.
— Стало быть, Реджи Солт, — сказал Воскбоун. — Западный Лос-Анджелес, так?
— Это если не начинаются серьезные беспорядки, — ответила она. — В подобных случаях его посылают в Уоттс, успокаивать народные массы.
Она взглянула на Воскбоуна и прямо-таки увидела, как заработала спрятанная в его черепной коробке машина: введена шутка, шутка не распознана, стереть шутку.
— А я работаю, не покидая центра города. Исполняю поручения суда, того или иного.
— То есть вы следователь Управления окружного прокурора?
— Не совсем… — И, прежде чем она успела задать следующий вопрос, Воскбоун произнес: — Джозеф Ч. Геруша.
— Простите? — удивилась Глория.
— Известен вам человек по имени Джозеф Ч. Геруша?
— Нет.
Воскбоун кивнул:
— А вот Карлу Перрейра такой известен был.
— И кто же он, этот Джозеф… как там дальше?
— Джозеф Ч. Геруша.
— Ну и имечко, — сказала Глория.
— Оно стоит на ипотечной записи мистера Перрейра, — сказал Воскбоун.
Пауза.
— Что? — выдавила Глория.
— Геруша — сопоручитель мистера Перрейра.
— Но кто он?
— Понятия не имею, мэм. Мы думали, что это может быть известно вам. Вы никогда не встречали человека с таким именем? Мистер Перрейра не упоминал его в вашем присутствии?
— Нет, — сказала Глория. У нее начала кружиться голова. — Но почему никто не обнаружил это имя раньше?
— Максин работает с документами без спешки, — ответил он. — А их очень много. Что делал мистер Перрейра до того, как заняться игрушками?
— Не знаю, — ответила Глория.
— Имелся у него компаньон или, может быть, деловой партнер?
— В то время мы с ним знакомы не были. О каких-либо других своих занятиях он никогда не рассказывал. Думаю, он управлял компанией в одиночку. Карл говорил мне, что я первая, кого он нанял, потому что я — единственный человек, в обществе которого он способен спокойно просуществовать восемь часов кряду.
Она примолкла, чтобы набрать воздуха в грудь, подняла к губам чашку. Как она выпила кофе, Глория не помнила, однако чашка оказалась пустой.
— Угу. А что насчет займов? — спросил Воскбоун. — Долгов?
— Каких долгов?
— Ну, скажем, связанных с провалившимися деловыми проектами.
— Я таких не помню.
— Он принимал наркотики, пил?
— Ни разу в жизни. — Она обнаружила, что опять начинает злиться. — Да и какое это имеет отношение к Джозефу… как его там?
— Я просто задаю вам вопрос, мисс Мендес. Он не играл?
— Однажды я купила лотерейный билет. Так Карл целый месяц называл меня любительницей легкой поживы.
— Угу, — покивал Воскбоун. — Стало быть, игроком он не был.
— Нет.
Кивал Воскбоун довольно долго — похоже, что-то заело в программе. А затем вдруг встал и произнес:
— Если припомните что-нибудь, сразу звоните, не стесняйтесь.
Он положил на кухонный стол визитную карточку.
— Спасибо за кофе, — прибавил он и, одарив Глорию чисто символической улыбкой, покинул кухню.
Она осталась стоять, прислонившись к разделочному столу и сжимая в руках чашку.
Сейчас она чувствовала себя уязвленной еще сильнее, чем в тот раз, когда Фокс ткнул ее носом в поддельный диплом. В ее представлениях о Карле образовались две большие дыры, а кого в этом следует винить — его или себя, — сказать с уверенностью она не могла.
Да и почему необходимо кого-то винить? Почему не смириться с тем фактом, что, по сути дела, она не знала Карла досконально?
Потому, что я знала его, заверила себя Глория.