Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
158 
– Ну что, мисс Нора, – произнесла Лидочка, – нам скоро прощаться?
Элеонора пожалась, как от холода, и грустно кивнула.
– Я вам адрес напишу, и, когда вы будете в Пекине или в Ленинграде, вы заходите, не стесняйтесь. Мой папа давно не был в Лондоне, и будет рад поговорить на английском языке, и мама тоже. И Володечка будет очень рад увидеть вас в Пекине, его обещали из драгоманов перевести в пресс-атташе. Он мечтает стать журналистом.
Элеонора кивнула, встала, взялась за полку, в этот момент в купе заглянул господин Су, увидел, что Элеонора пытается сама достать из-под полки чемодан, и взялся ей помочь. До Харбина оставался час. Чтобы не мешать, Лидочка вышла в коридор.
Элеонора была очень недовольна своей поездкой. Единственное, что в какой-то степени компенсировало это недовольство, было знакомство с попутчицей. Причин было две: в каждом консульстве Великобритании, куда она приходила, что в Пекине, что Кантоне, что в Шанхае, её непременно ожидало письмо от Сэма, их набралось пять! А пресс-служба временного президента Китая Сунь Ятсена никуда, несмотря на аккредитацию, её не пускала, кроме официальных приёмов. На фронты, на места боевых действий она так и не попала. Ей давали сводки, но чутьём опытного человека – всё-таки она прошла всю Гражданскую войну в России – она чувствовала, что сводки написаны специально для неё, то есть от правды они были далеки. Поэтому её корреспонденции в газету были сухие и без красок. И если бы не несколько источников из числа английских коммерсантов, она ничего бы не поняла в той катавасии, которая заварилась между китайскими политическими лидерами и генералами. Она посмотрела на часы, было 11.00.
Михаил Капитонович зашёл в холл гостиницы «Модерн». Он хотел узнать у портье, на какое время заказан номер для Элеоноры Боули. Однако из этого ничего не получилось, потому что в это время заселялась труппа гастролировавшего по Китаю симфонического оркестра, в холле стояла толпа, и портье жестами показал ему, что он не может уделить ни одной секунды. Михаил Капитонович вышел и стал думать. Он остановился рядом с парадным подъездом. Время подумать было, хотя он не знал, сколько точно. Расписание поездов он выяснил ещё вчера. Поезд из Шанхая прибывал вечером, и его злило то, что он не знает, каким поездом приезжает Элеонора. С юга Китая она могла приехать из Кантона, из Шанхая, из Пекина, кстати, пекинский поезд прибывал через сорок минут, из Мукдена и ещё чёрт-те откуда. В какой-то момент ему пришла мысль дойти до редакции Ива́нова, почему-то он был уверен, что тот поедет встречать Элеонору, и он пошёл, благо до Биржевой было недалеко.
Вокруг жила Китайская улица, центральная улица района Пристань. Она вся была опутана проводами, в несколько этажей висевшими на стоявших через каждые двадцать шагов столбах. Провода тянулись на уровне вторых этажей высоких зданий и напоминали густые росчерки по бумаге простым карандашом, и за ними с трудом просматривались окна. Дома на Китайской строили самые красивые, потому что здесь жили самые богатые люди города. По этой улице почти не бегали рикши, так тесно было от автомобилей. Он задержался напротив очень красивого четырёхэтажного дома с зеркальными витринами в магазинах первого и второго этажей. Вход в дом был с угла с двумя совсем даже не по-китайски рельефными кариатидами, поддерживающими округлый балкон с шикарной балюстрадой, и над ним маленький балкончик в четвёртом этаже с полуциркульной резной дверью и богатой лепниной. Над всем этим высился большой купол, и на нём ещё один маленький купол с коротким шпилем. Это был дом японского торговца Мансуры, и весь город так и называл его – дом Мансуры. Глядя на него, Михаил Капитонович невольно вспомнил фотографии и рисованные иллюстрации Лондона. Он понимал, что это большая натяжка – сравнивать, но дом Мансуры напомнил ему собор Святого Павла. «Только Биг-Бен в Харбине не построили… ещё!» – с улыбкой подумал он и пошёл дальше. В редакцию к Ива́нову ему надо было на противоположную сторону, глядя на дом, он шагнул и наткнулся на сидевшего на раскладном стульчике художника перед мольбертом… пришлось извиняться.
«Чёрт! Помешал человеку!» – подумал Михаил Капитонович и вспомнил Штина.
Он сошёл с тротуара и чуть было не попал под автомобиль. Тот загудел, вильнул в сторону и проехал от встречного автомобиля в миллиметре; оба загудели клаксонами, и шоферы стали крутить друг другу и ему пальцами у виска. По этому поводу остановились лихачи и заржали, не хуже своих рысаков.
158 
