43 
– А я домотаю колючку поперёк низины и с расчётом встану у них на фланге.
Сорокин вылез из окопа и за Вяземским и его заряжающим пополз в темноту. Они не успели отползти далеко и ещё не достигли старого окопа, о котором говорил Штин, как вдруг у себя за спиной услышали грохот взрывов, а спереди, совсем близко, во весь рост встали несколько фигур и, стреляя на ходу в сторону взрывов, побежали туда.
– Вовремя! – процедил Вяземский и окатил их длинной очередью.
Сорокин, Вяземский и заряжающий оказались на ровном месте, спрятаться было негде. Пулемётная очередь их выдала, и в то место, где они залегли, сразу были брошены несколько гранат. Когда прогремели взрывы, Сорокин поднял голову и понял, что заряжающий убит. Вяземский заправлял ленту, и тут на них стали набегать фигуры. Сорокин и Вяземский бросили по гранате и поднялись. Ближайшего Сорокин застрелил из винтовки, следующего сбил ударом приклада, как веслом, и почувствовал, что справа от него что-то происходит. Он прыгнул туда на несколько шагов и увидел, что на земле с кем-то борется Вяземский. Сорокин подбежал и выстрелил тому, кто боролся с Вяземским, в упор между лопатками. В это время застучал пулемёт справа, оттуда, где должен был находиться Штин, и несколько очередей прозвучали от каземата. Вяземский поднялся, они больше никого не увидели и вернулись к пулемёту. Рядом сидел заряжающий и обеими руками держался за голову.
– Жив? – спросил его Вяземский.
Они ухватились за раму пулемёта и покатили его к окопу, о котором говорил Штин. В это время вовсю загрохотал пулемёт капитана.
– Михаил Капитонович, что мы тут делаем, один хрен ни зги не видно, пока мы не начали стрелять. Можете вернуться в передовой окоп и направить сюда всех, кто есть?
– Конечно! – ответил Сорокин и побежал к окопам форта.
Он направил к Вяземскому взвод и снова услышал стрельбу Штина. «Только бы найти его, только бы не сбиться!» Но сбиться оказалось невозможно: Штин стрелял длинными очередями, и были видны вспышки его пулемёта. Сорокин побежал. Через несколько минут он спрыгнул в хорошо оборудованный окоп полного профиля. «Молодцы, косоглазые!» – подумал он о построивших Спасский укрепрайон японцах.
Когда он добрался до Штина, тот перестал стрелять. Секундой позже перестали стрелять Вяземский и пулемёты каземата.
– Тихо, – констатировал Штин и тут же, призывающе, поднял палец вверх. – Тихо!
Сорокин прислушался. От Дубовско́й доносился шум.
– Взяли коней в повода́ и решили пройти мимо нас на максимальной дистанции. Всё, больше мы тут не нужны, – сказал Штин. – Вы, Миша, пока мы тут будем собираться, бегите на форт и просигнальте своим.
Через несколько минут Сорокин уже был на земляном настиле каземата.
– Так я всё слышал, – увидев его, доложил Матрёнин, – и уже просигналил.
Как только он это сказал, от железной дороги, оттуда, где должен был стоять бронепоезд, раздались несколько пушечных выстрелов, среди них Сорокин услышал свою пушку. «Мы тоже молодцы!» – невольно подумал он про себя и про своих.
Через несколько минут на каземат поднялись Штин и Вяземский.
– Ну что, господа, с задачей справа мы справились, теперь надо ждать, что слева! Какие потери, Гоша?
– Один контуженный, мой заряжающий, больше вроде нет!
– Хорошо, господа, давайте спустимся в каземат, надо чего-нибудь перекусить, если только Одинцов там не умер от скуки. Я ведь, – Штин обратился к Сорокину, – в бой его больше не беру, пусть нам служит, а мы повоюем! Так? А, Георгий!
В каземате на столе светили четыре маленьких свечных огарка и на деревянном подносе была разложена еда. Одинцов спал в углу на расстеленной шинели.
– А? Шельмец! Одинцов! – закричал Штин.
Одинцов как пружина в один момент оказался на ногах.
– Победили? – С горящими глазами он бросился к капитану.
– Давай, что у тебя там! – гаркнул на него Штин, и Одинцов из темноты угла вынес четверть.
Сорокин снова увидел, что Штин хромает заметнее, чем вчера. Штин перехватил его взгляд.
– Ну что, господа, победа не победа, а всё – живы! Вот только дождаться князя!
Когда все выпили и закусили: «А это напрасно, господа, впереди ещё бой, – прокомментировал Штин. – Но больно жрать хочется!» – он обратился к Сорокину:
– Видите ли, Михаил Капитонович, на Волочаевской сопке, или как её там – Июнь-Корань – почему не Август? Мы поливали её водой на тридцатиградусном морозе. Я не заметил, что у меня намок валенок, и пошёл отогреваться у печки, а он, нагретый, насквозь пропитался, а я проморгал. А тут – стрельба, ну я и выскочил! И понятное дело, отморозил, правда только мизинец. Вон, – Штин кивнул на Одинцова, – на все руки мастер! Он мне его и отчекрыжил, так потом даже доктора удивлялись. Потому и хромаю!
43 
