Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
83 
– Дора Михайловна Чурикова, – представил её Иванов и подсунул Сорокину исписанный лист бумаги. – Тут я уже написал её год, место рождения, происхождение, вероисповедание и так далее. Мы только начали… дальше пишите вы! Приступим! Как вы оказались в Харбине? – обратился он к женщине.
– Со всеми пришла, как оголодала… – Откуда?
– Из Благовещенска… – В каком году?
– А на запрошлое Рождество Христово, как лёд на Амуре покрепчал…
– Пишите, Михаил Капитонович… В ноябре?.. Декабре? – Иванов обратился к женщине.
– А как раз посерёдке Рождественского поста, как Святой Никола кончался…
– В середине декабря 1921 года. Успеваете?
Михаил Капитонович кивнул, ему очень хотелось посмотреть на красивую женщину, но надо было записывать без торопливости и помарок, сразу набело.
– Чем занимались в Благовещенске?
– С тятькой, мамкой жила, пока не убили, а уж потом… – Женщина махнула рукой и отвернулась.
– Так чем «уж потом»? – переспросил Иванов.
– Известно чем! Мужчинов-то много объявилось, военных, и все – кто при деньгах, кто при золоте…
– Проституцией! Пишите, Михаил Капитонович, занималась проституцией! Успеваете?
Сорокин кивнул, и ему ещё сильнее захотелось посмотреть на Дору Чурикову.
– В Китае чем занимаетесь? Где жили в Китае до Харбина?
– В Сахаляне…
– Чем занимались? Тоже проституцией? – Не, горничной была… – Где?
– В гостинице «Сибирь»… – Только горничной?
– Полюбовницей была у атамана… – Как фамилия атамана? – Лычев Сергей Афанасьич… – Дальше!
– А как выгнал он меня, то есть рассталися мы, так сюды переехала и тоже в горничные устроилася…
– Сразу в «Модерн», без рекомендации? И взяли?
– Да, тольки в коридорные, потом уже в комнатные! А рекомендации были, как же без них?
– Кто рекомендовал?
Вопросы, которые задавал Иванов, казались Сорокину лишними, но он писал, успевая изредка глянуть на Дору Михайловну.
– Лычев с рук на руки передал тутошнему полицейскому, своему знакомцу, хоть и удалил от себя, а всё ж позаботился…
– Как зовут полицейского?
– Прозвища не знаю, по имени – Иван Николаич, тольки я его видала разок, а так записали на работу, сказали, мети да мой… и боле ничего…
– Как попали к Элеоноре Боули?
– Оне сказывали, што им отдельная горничная нужна, в комнаты, ну и начальство меня к ей отпустило, всё по добру…
– Когда это было? Когда вы перешли из коридорной в комнатные к госпоже Боули?
– А в прошлом годе, вот как раз как щас… – Сколько у неё проработали? – До летнего мясоеда… – В мае, в июне?
Дора задумалась.
– Уж и не помню… Как яблоня отцвела… – Пишите, в мае. Почему она вас уволила?
Дора снова задумалась.
– Не сказывали оне, тольки думаю, им грамотная была нужна, не как я, оне по-русски лопотали, но не шибко, я не всегда и уразуметь-то могла, чего оне желают…
– А может, ты гордая была, прислуживать-то, а, казачка?
– Да не! Куда нам с голодухи, уж чего-чего, а это было… память-то… куды деть?
Сорокин писал и слушал Дору Чурикову и поражался спокойствию и достоинству, с которым она отвечала на вопросы. – А что дальше?
– Дальше худо было, отовсюду выгнали – и с «Модерну», и с коридорных, вот и подалася куда глаза глядят, вона сколько люду всякого понаехало, разве ж работа на всех найдется?..
– И что? На панель?
– Куда?
– На панель… в смысле снова в проститутки?
Чурикова склонила голову и взялась за концы платка.
– И кто у вас хороводит?
Дора подняла глаза. Она смотрела уверенно.
– Митька-солдат!
– А не Ванька? – спросил Иванов и глянул на Сорокина. – Фамилия Митьки?
– Про Ваньку не слыхала, а про Митьку – он и есть Митька, по прозвищу Плющ!
– А чем он кроме этого занимается? Не кучер ли?
– Ныньче кучер, а ране носильщиком был. Я с ним в гостинице и познакомилася, тама он тоже носильщиком был!
– Ты не хворая?
– Не хворая, – спокойно ответила Дора. – Не чую я в себе никакой хвори.
– Ладно, Дора, отдохни пока! – сказал Иванов и обратился к Михаилу Капитоновичу: – Идемте покурим! А тебе, Дора Михайловна, может, чего принести? Ситро, колбасы, ситного? Ты не стесняйся, ты же сама пришла, и вины я пока на тебе не вижу! Ну?
Дора опустила глаза.
– А говоришь, не гордая! – с напускной миной вымолвил Иванов, и они вышли в коридор. Иванов подозвал дежурившего у двери полицейского, дал ему деньги и что-то сказал по-китайски. Полицейский ушёл, и они закурили.
83 
