очень нудно 
30 
Она вытирает щеку, и я невольно обнимаю ее, чтобы утешить, хоть и никак не возьму в толк, о чем речь. Стефани замирает, прижавшись к моей руке, потом снова облегченно вздыхает, смотрит на меня покрасневшими глазами и ласково улыбается.
— Я чувствовала, знала, что в один прекрасный день ему встретится такая девушка, с которой его жизнь полностью войдет в норму, — говорит она. — Но по глупости вбила себе в голову, что с помощью материнской любви сумею ему в этом помочь. — На ее лице отражается раскаяние. — Эти девочки, Джанетт и Белинда… Их пригласила я. Подумала…
Киваю.
— Знаю. Гм… Нейл мне рассказал. — Радуюсь, что вовремя остановилась и не назвала его по фамилии.
Стефани качает головой.
— Некрасиво вышло с девочками. Тем более что ты у Нейла такая красавица. С тобой они обе не идут ни в какое сравнение.
— Перестаньте, — смущенно бормочу я.
— Ты яркая, заметная, — говорит Стефани. — По-моему, даже симпатичнее Хелены, — добавляет она шепотом, в котором я слышу нечто странное, похожее на испуг. — Только это между нами. Нейлу лучше подобного не говорить.
Медленно киваю, заинтригованная. Стефани треплет меня по плечу.
— Ты, пожалуйста, будь к нему снисходительнее, — просит она. — Он бывает резковат, угрюм, фанатично наращивает мышцы… Но все это звенья одной цепи.
Что? Ловлю себя на том, что снова морщу лоб, но слова Стефани слишком уж загадочны и мысль о преждевременном старении лишь слегка задевает мое сознание и тотчас уплывает прочь.
— Будем надеяться, что благодаря нашей всеобщей любви рано или поздно Нейл снова станет прежним, — заключает Стефани. — И, прошу тебя… — поколебавшись, добавляет она. — Никогда не ревнуй его к Хелене. В подобных случаях ревность нелепа. Ты согласна?
7
Ей-богу, я не выдержала бы и спросила бы у нее в лоб: в каких таких случаях? Но как раз в эту минуту звонит мой сотовый. Достаю его из сумочки, смотрю на экран, но, поскольку все мои мысли заняты таинственной Хеленой, до меня лишь несколько мгновений спустя доходит, кому понадобилось со мной пообщаться. К моим щекам приливает краска. Смотрю на Стефани.
— Простите… я…
Она похлопывает меня по руке и поднимается с дивана.
— Да-да, конечно. По сути, это все, что я хотела сказать. В общем, мы договорились?
О чем? — думаю я. Тем не менее киваю и говорю:
— Ага.
Стефани уходит. А я пытаюсь понять, тревожит меня этот звонок или нет. Должен тревожить. Иначе как будто не может быть. Однако я отвечаю до странности спокойным, даже немного уставшим голосом и не как отвечала обычно, а словно не поняла, кто звонит.
— Алло?
Из трубки раздается кашель. Неужели волнуется? А уходил таким героем!
— Сиара Энн… — хрипло произносит Маркус.
— Я же сказала тебе… — гневно начинаю я, но мой бывший возлюбленный спешит исправить оплошность.
— Вернее, Сиара! Сиара. Да-да, я прекрасно помню, что ты попросила не называть тебя вторым именем. — Вздыхает. — Просто я немного… сам не свой в последние дни.
Представляю, что у него неприятности, и сердце на миг замирает, но я говорю себе: теперь мне не должно быть до него дела. Поразительно, но беспокойство послушно исчезает.
— Если ты насчет своих вещей, придется немного подождать, — деловитым тоном произношу я. — Я сейчас не в Нью-Йорке и вернусь, судя по всему, не раньше следующего воскресенья. Тогда и договоримся.
Маркус сдавленно смеется.
— А ты… насколько могу судить… вполне нормально себя чувствуешь.
Кривлю губы. Неужели он надеялся, что я по сей день лью слезы? В гостиной вдруг становится душно и неуютно, хоть работают кондиционеры и обстановка тут изысканно-роскошная. Встаю с дивана, выхожу в коридор и направляюсь к выходу.
— Да, слава богу. Я чувствую себя вполне нормально. Можно сказать, замечательно.
Маркус озадаченно хмыкает и какое-то время просто сопит в трубку.
— Послушай, если ты позвонил только затем… — говорю я, выходя в предвечернюю лондонскую теплынь.
Маркус меня перебивает:
— Я позвонил совсем по другому поводу.
Вот тебе раз! Останавливаюсь у клумбы с нежно-желтыми цветами и смотрю на них, часто моргая.
— По какому же?
— Во-первых, спросить, как ты, — приглушенно говорит Маркус.
— Я уже ответила: отлично, — отрезаю я. — Что еще?
— А еще… — несмело начинает он. По-видимому, его сбил с толку мой жизнерадостный голос. Наверное, он рассчитывал, что я буду, подобно ему, хрипеть и мямлить. — Еще я хотел бы попросить прощения и… — Его голос обрывается.
30 
