очень нудно 
36 
— По какому делу работаешь?
— Дело старое. Закрытое уже. Воробейчик. Убийство. В прошлом мае. А баба Хробака — сестра убитой.
— А-а-а. Понятно. И что тебе еще надо? Главный подозреваемый на другом свете отсюда. Никто не сомневается, что он и есть убийца. Чего ты опять копаешь?
Я сдержанно пообещал:
— Впредь не повторится.
Свириденко забил решительный гвоздь в разговор:
— Ото ж. Иди. И больше не греши. А то Хробак весь город на ноги поставит, такую тебе исповедь устроит, никакой поп не разберет.
— Есть, товарищ подполковник. Допустил глупость. Мальчишество. Устал. Прошу шесть суток отпуска за свой счет. Поеду проведаю семью. Вы мои обстоятельства знаете. Рапорт писать?
— Пиши. Выговор тебе объявляю без занесения. Чтоб Хробак заткнулся. Но ты учитывай. Рядом с домом той бабы не появляйся. Обходи за километр. Что сейчас на тебе висит?
— Ничего особенного. Недельку терпит. Кража. Разбойное нападение. Дело ясное. Приеду — в суд передам. Виновные признались полностью.
— Давай дуй к своим.
Против Светки я прошел с топотом. Она тряхнула перманентом.
Прошипела:
— Сил нету от вас, товарищ Цупкой. Поведение у вас идиотское.
Это меня задело. Сильней, чем выговор без занесения.
Я к ее столу куцому приблизился на опасное расстояние и в лицо ей в ее манере прошипел:
— Ой, Светка-Светлана, дойдут у меня и до тебя руки.
Она хихикнула своим противным образом. Но осталась довольная.
Разговор со Свириденко она, конечно, подслушивала. Теперь все отделение будет обсуждать мои происки к посторонним бабам. Пускай считают, что в этом и есть корень. Светка постарается раздуть факт до неузнаваемости. И даже хорошо. Лучшего прикрытия цели и искать не надо.
В темноте этого же дня в мою домашнюю дверь осторожно позвонили.
На пороге стоял Штадлер. За его плечами кто-то мялся возле стенки. В неважном свете лампочки я рассмотрел Зуселя.
Штадлер пропустил вперед себя Зуселя, потом втерся в дверь сам.
Я закрыл дверь и показал рукой, чтоб шли на кухню. Как раз у меня был ужин. По-холостяцки. Холодная вареная картошка, сало, луковица, хлеб с улицы Пушкина, наш, не завозной. Конечно, чай.
Обратился к обоим:
— Что случилось? Диверсанты в синагоге? — Шутка хоть и невеселая, но как-то начать надо, чтоб они сразу узнали свое место. — Докладывайте быстренько. Времени у меня нету. Устал. Ну?
Зусель молчал, крутил головой, как всегда, в грязном картузе. Хоть я немедленно отметил в его образе участие женской заботы. Пиджак с туго пришитыми пуговицами, штаны приглаженные, ботинки на честном слове, а со шнурками. Малка — ясно.
Штадлер из кармана брюк достал тетрадочку, точеный химический карандашик, слюнить по своему обыкновению не стал, выписывал насухо.
«Я есть свидетель при Зуселе Табачнике и при вашей дальнейшей беседе. Я ни при чем. Инициатива Зуселя. Слушать будете или уходить? Мое мнение — лучше б вам послушать».
И зачем-то подписался полной фамилией. Вроде мне предстояло эту бумажку подшивать к делу. Листок вырвал ровно. Значит, не нервничал. Гад.
Я нарочно читал медленно, хоть сразу охватил полностью все слова и смысл.
Дочитал. Бумажку положил на стол, под тарелку с салом и луком.
Штадлер хотел забрать, но я не разрешил.
Своими начальными словами адресовался к Зуселю.
— Гражданин Табачник, что вы мне имеете сообщить, лучше сообщите завтра на моем рабочем месте под протокол. У меня не артель кустаря-надомника. У меня милиция и закон один для всех. Понятно?
Зусель поправил картуз и посмотрел на Штадлера.
Штадлер замахал руками.
Я понял — немедленно и бесповоротно надо послушать.
Так я и собирался, но милицию и закон упомянуть был обязан. Действует на людей.
Сел за стол. Пригласил и посетителей присаживаться. Спросил, будут ли пить чай.
Штадлер кивнул. Зусель отрицательно помотал головой.
— Понимаю, кошер. Уважаю ваши религиозные чувства, гражданин Табачник. Главное, чтоб в свое мракобесие вы не втягивали молодое поколение. Так? Так. Ну, слушаю.
Штадлер опять достал тетрадку и показал жестом, что может записывать. От записи я отказался.
— Если что стоящее — успеется.
Тут я осознал, что допустил промашку. Не спросил, по какому делу. Вроде заранее знал, по какому именно.
36 
