41 
Разве после того, как она встретилась с Адрианом и влюбилась в него, все остальное могло остаться прежним? Утром она объявила, что уходит, объяснив, что при сложившихся обстоятельствах не в силах отработать положенные две недели. Он просто кивнул и скрылся у себя в кабинете. Тотчас вернулся с конвертом и быстро проговорил, что в нем плата «за оказанные услуги». Потом он вынес чемодан и сумки к ее машине и уложил их в багажник. Дежурно помахал рукой, будто прощался с незнакомым человеком.
Она опустилась в кресло. Ей хотелось плакать, но слез почему-то не было. Она пережила слишком много обид. Что теперь с ним станет? И что станет с ней? Сейчас у Лиаден не было ответов. Только одни вопросы. Почему он не остановил ее, когда она уходила? Конечно, он чувствовал к ней что-то — не только физическое влечение. Что-то возникло между ними. Или этот мужчина и правда не имел сердца и к нему невозможно пробиться?
Иззи пришла из кухни и прыгнула к ней на колени. Она не скрывала своего восторга, что хозяйка снова дома. А Лиаден машинально протянула руку и стала гладить пушистую мягкую шерстку. Она молилась, чтобы, какое бы занятие в будущем он ни выбрал, оно сделало бы его счастливее. Лиаден закрыла глаза и пожелала себе, чтобы скорей перестала болеть голова. Неужели всю оставшуюся жизнь ей придется носить эту боль?
— Что? Вы хотите отодвинуть срок сдачи рукописи? — пронзительно взвизгнула Линн. — Вы же всегда укладывались в сроки! А иногда даже раньше сдавали. Что происходит, Адриан? Эта ужасающая история насчет вас и Петры выбила вас из графика? Да?
Адриан стиснул зубы, пытаясь побороть желание поломать в кабинете все! К чертям! Включая и проклятый компьютер! Он ненавидел все, что окружало его в жизни. Дом, кресло, телефон. Но больше всего — сверкающий рояль. С видом превосходства он стоял в углу комнаты и словно насмехался над ним. Больше он никогда не сядет за этот инструмент. Пальцы Лиаден ласкали эти клавиши и дали ему такой покой, о котором он и мечтать не мог. Адриан больше не хотел иметь ничего общего с этим роялем. Как только закончит разговор с редактором, он тотчас позвонит местным дилерам и предложит им забрать инструмент и увезти его как можно скорее.
Как он может работать, когда она ушла! И кто рискнет упрекнуть ее? В таких обстоятельствах у нее было право уйти. Жить с ним все равно что жить в аду. У него плохой характер, он неблагодарный... И он действительно так закопался в воспоминаниях о своем несчастном прошлом, что проглядел роскошный сверкающий алмаз у себя под носом... ЛИАДЕН... От ее имени у него сжалась грудь.
— Это не имеет никакого отношения ни к Петре, ни к прессе, ни к чему подобному. Просто в данный момент я не могу работать. Я не могу четко думать. Мне не дается чертово окончание этой проклятой книги!
— Кажется, вы говорили мне, что финал у вас уже отработан? — терпеливо проговорила Линн. Она поняла, что ее тревога не приведет к желаемому результату. Издательство зарабатывало на книгах Александера Джекобсена огромные деньги. Меньше всего Линн хотелось вступать в конфликт с этим золотым гусем.
— Да, финал уже был готов, — процедил он сквозь зубы. — Но я передумал. Мне надо еще немного времени, чтобы доработать его.
— Конечно, Адриан, я могу дать вам немного времени. Но вы должны помнить: завершение ваших книг — это ваша торговая марка. Вы не хотите приехать в Лондон и встретиться со мной за ланчем? Мы можем о многом поговорить. Вам полезно почаще выходить из дома. Но вы и сами это знаете, верно?
Да, он знал. И человек, который сказал ему об этом, был чертовски прав. Но его гонор мешает ему признать ее правоту. О чем он только думает? Спрятаться в гигантской каменной коробке и превратить ее в музей? Да вообще-то это и не дом. И он еще меньше стал походить на дом, когда Лиаден ушла.
— Когда вы хотите, чтобы я приехал? — спросил он.
— Завтра. Приезжайте завтра. Я закажу для нас столик на час дня. Вам это удобно?
— Прекрасно. До завтра.
Закончив разговор с Линн, он пошел искать в «Желтых страницах» телефон местного дилера. Надо поскорее избавиться от этого рояля.
Лиаден просмотрела все газеты. Такого просто не может быть: ни одной фотографии Адриана. Ни в одной местной газете, которые она пролистала. Неужели ее обращение как-то повлияло на того фотографа? Может, он и вправду пережил приступ совестливости? Прошла уже неделя, как они слушали «Богему», и... ничего. Никакой истории, никаких обвиняющих фотографий писателя Александера Джекобсена и женщины, которая, кстати, имеет сходство с его погибшей невестой. Неделя и шесть дней, девять часов, сорок пять минут, если быть точной, как она ушла от Адриана.
41 
