очень нудно 
53 
— Папка, ты меня пугаешь!
— Марина, для меня это очень важно. Ну пожалуйста, пообещай, что оставишь себе мой дар, когда придет пора.
— Хорошо, я дам тебе это обещание, но ты в свою очередь не говори больше о своей смерти. Даже слышать это не хочу!
— Хорошо, больше не буду. Но помни, что ты мне обещала!
— Конечно, папа, о чем речь.
После разговора с отцом Марина вышла на улицу в крайне удрученном состоянии. Отец выглядел вполне нормально, но его странная просьба, даже требование… Неужели он считает, что ему осталось совсем недолго? Раньше он с ней так серьезно подобные темы никогда не обсуждал. Жаль, что отцовского лечащего врача она не застала, а то выяснила бы все из первых рук. Ладно, завтра все узнает. Понедельник — рабочий день, все должны быть на рабочих местах. Надо расспросить, может быть какие-нибудь лекарства нужны, или диета особая. Отец же ей сам этого не скажет, постесняется. Он всегда такой скромный, когда дело его самого касается, все о других больше заботится.
В понедельник она уйдя в обед с работы снова набрала сумку продуктов для отца, доехала на трясущемся автобусе до остановки «Кардиологический центр». На сей раз она не стала испытывать терпение медсестер и пришла в положенные приемные часы. Уже знакомыми коридорами прошла в отцовскую палату. Странно, его там не было, и кровать, на которой он лежал, была застелена. «Вот дает!», — ухмыльнулась про себя Марина. Его уже выписали, а он вчера такие страсти развел, что у нее у самой сердце заныло. Перестраховщик! Жаль только, что такую тяжеленную сумку через пол-Москвы протащила. Руки просто отваливаются. А почему бы ни отдать ее другим пациентам? Вряд ли они откажутся от таких деликатесов, которые она привезла. И Марина весело обратилась к мужчине лет сорока, лежащему на крайней справа кровати:
— Извините, можно вас ненадолго отвлечь?
— Да, я вас слушаю.
— Вы не против, если я вам продукты оставлю? Везла отцу, а его сегодня выписали. А обратно домой их страсть как не охота забирать.
— Простите, а ваш отец на какой кровати лежал?
— Вот на этой, а что?
— Так вы еще ничего не знаете… Умер он сегодня ночью, обширный инфаркт миокарда. Врачи ничего не успели сделать. Говорят, он у него не первый был.
— Так его не выписали… Нет, неправда! Он не собирался умирать, нет!
Сумки из Марининых рук звякнув упали на пол, из глаз брызнули слезы. Мужчина, сообщивший ей страшную весть, осторожно поднялся, подошел к Марине, и совершенно растерявшись просто погладил ее по щеке, как маленького ребенка. Ладонь его была шершавая и сухая, и почему-то именно это обстоятельство отложилось в памяти Марины на всю ее жизнь.
— Он не мучился, нет. Даже не проснулся, наверное. Не плачь, ему теперь уже не больно. А если там что-то есть, и он тебя сейчас видит, то конечно не хочет, чтобы ты так страдала.
— Он единственный, кто у меня остался. Как я теперь без него? — и Марина, судорожно всхлипнув, бросилась бежать из этого страшного места. Она бежала, размазывая на бегу слезы, не замечая удивленные взгляды прохожих, которых она случайно задевала, не отдавая себе отчета, куда она так стремительно мчится и зачем.
Дома у Костика она появилась только в начале десятого. Он вышел поздороваться с ней, и по ее опустошенным, выплаканным глазам понял, что случилось. Ни говоря ни слова, он помог ей раздеться, отвел на кухню. Достал бутылку водки и открыл банку с маринованными огурцами. Сел рядом с ней, разлил водку, порезал черный хлеб. Марина залпом, не чокаясь выпила налитую ей Костиком рюмку, звучно хрустнула огурцом.
— Когда похороны?
— Послезавтра. Мать меня даже на порог пускать не хотела, но я из нее вытянула, когда и где. Она не смогла просто так от меня избавиться. Хотя и хотела.
— Она-то как держится?
— Не знаю. При мне ни слезинки не пролила. Но это всегда было не ее стилем. А Ирка из комнаты не выходила. Единственное, что мать мне сказала, так это то, что я могу из себя изображать любящую дочь, сколько мне заблагорассудится, но похороны оплачивать все равно, мол, ей за свой счет придется.
— А ты что?
— Выгребла из карманов все, что у меня там было и бросила ей. Баксов двести где-то, я же сегодня специально с собой побольше взяла на всякий случай, чтобы врачам заплатить. Бросила, развернулась и ушла. А она мне в спину: «С паршивой собаки хоть шерсти клок». Сука! Ненавижу ее! Это она отца в могилу свела! Сука! Сука!
— Мариша, успокойся! Отца ты не вернешь, как ни тяжело это признать, поэтому выслушай меня. Сейчас ты съешь то, что я тебе дам, и отправишься спать. На работу завтра не выходи, я объясню народу в чем дело, и тебя подстрахую. Как ты меня страховала. Главное — постарайся как следует отдохнуть, послезавтра силы тебе еще ой как понадобятся.
53 
