95 
— А почему мама недовольна?
— Потому что у Роны нет никаких связей в этой жизни — ни детей, ни верных надежных друзей. Она ничего не умеет делать и не желает работать, просто порхает с места на место. Мама считает ее поверхностной.
— Вы тоже?
— Я думаю… — я подбирала слова, — думаю, она просто застряла на одном месте. Рона столько лет пыталась завоевать мамино расположение, что уже сама не понимает своих желаний и не представляет, в каком направлении ей дальше идти. Полагаю, Рона просто в ужасе. Она не способна заслужить одобрение матери и начинает думать, что вообще ни на что не способна в жизни. Замкнутый круг.
— Бедная девочка, должно быть, совсем упала духом. Она, наверное, считает, что мать не любит ее. Мать когда-нибудь беспокоило это?
— Уверена, — нахмурилась я. — По крайней мере, мне так кажется. Ее поколению порой нелегко выражать некоторые чувства.
— Ее поколение — мое поколение. И я всегда выражаю именно то, что хочу выразить.
— Ну а моя мать нет. Не умеет или не хочет.
— Так первое или второе?
— Не знаю. Но я точно знаю, что она любит меня. И могла бы не говорить мне ни слова об этом, не сжимать моей руки, не обнимать меня. Любовь написана у нее на лице.
— А Кикит и Джонни замечают любовь на вашем лице?
— Да, но это не особенно и важно. Я постоянно говорю им о своей любви, обнимаю их. Я не хочу, чтобы они сомневались в моих чувствах. Здесь я очень отличаюсь от своей матери, если вы об этом хотели спросить. Мои дети знают, что я их люблю. Спросите их самих. Они вам скажут.
— Итак, ваша мать работала по многу часов в день. Вас это обижало?
— Я понимала ее. Я знала, что у нее нет выбора.
— Но вас это обижало?
Я не хотела обижаться на нее. Конни так старалась обеспечить нам достойную жизнь, что с моей стороны было бы черной неблагодарностью критиковать ее. И все же я порой очень пугалась некоторых вещей, которые случались в моей жизни, — ссор с другими девочками, денежных проблем, менструации, — и хотела свернуться калачиком у нее на коленях, приласкаться к ней. Но матери просто не оказывалось рядом.
— Иногда. Я чувствовала себя очень одинокой.
— Вас не беспокоит, что ваши дети могут чувствовать то же самое?
— Нет. С ними все иначе. Во-первых, меня воспитывала только мать. Когда она уходила на работу, мы с сестрой оставались одни. Во-вторых, ничем не занимались после школы. В-третьих, мы не могли ей позвонить.
— Почему?
— Босс запрещал ей пользоваться телефоном в личных целях. А мои дети звонят мне в любое время. Я сама прошу их об этом. Еще они очень любили приходить ко мне на работу во время школьных каникул.
— Они не мешали вам?
— Нет.
Дин Дженовиц скептически улыбнулся.
— А вам никогда, даже в период их младенчества, не хотелось отдать их обратно?
— Отдать обратно?
Он продолжал улыбаться.
— Есть такое выражение. Вы понимаете, что я имею в виду. Когда вы понимаете, что сыты по горло всеми спорами и ссорами…
— Да, конечно, мне знакомы такие моменты…
— Терпение. Сколько баллов вы себе дадите?
— По отношению к детям? Девять с половиной.
— Удивительно, что вы никогда не мечтали о карьере преподавателя, с таким-то терпением.
Я вызывающе улыбнулась ему в ответ.
— То, что я терпелива по отношению к своим собственным детям, вовсе не значит, что я буду так же терпелива и к чужим.
— Вы всегда хотели именно двоих детей?
— Да.
— Почему?
— Идеальное количество. Каждому можно уделить достаточно внимания и любви. К тому же на детей тратится много денег. Мы даже и не представляли раньше, что начнем столько зарабатывать.
— Именно поэтому вы и тянули время? — Когда я нахмурилась, он пояснил: — Вы ведь были уже далеко не юной, когда родился первый ребенок.
— Мне исполнилось тридцать один. Это еще не старость.
— Да, но вы поженились в двадцать пять. Вы сказали, что ради этого уволились с работы и стали внештатным сотрудником. Столько свободного времени! Почему бы не родить ребенка?
Я не понимала, к чему он клонит, но разговор мне не нравился. Я осторожно ответила:
— Я хотела, чтобы мы с Дэнисом какое-то время пожили друг для друга.
— Он согласился?
— Конечно. Он тогда старался построить свой бизнес.
— Но Дэнис был постоянно занят, и вы не могли часто видеться.
— Нам хватало. Но какое это имеет отношение ко мне, как к матери моих детей, доктор Дженовиц?
95 
