43 
– Морин, я не знаю, как это объяснить. То, что было со мной ночью... Это как будто табун диких лошадей по мне промчался, но от этого не больно, а хорошо. Так я это чувствую. Но что касается нашей жизни в этом доме – здесь не только мы с тобой должны решать.
– Разве ты кого-нибудь спрашивал, когда женился?
– Нет. Но мы были вдвоем с Мэри Лу. Мы ни черта не умели, мы, как молодые жеребята, только в охоту вошедшие, просто знали, что нас друг к другу тянет. Это уж потом мы узнавали друг про дружку, понимали, что к чему, уважать учились... Любить! И вот когда маленько научились – у нас появилась Мюриель. Так мне кажется.
– Хорошо. А мы с тобой?
Он стремительно шагнул к ней – и через мгновение оказался на кровати, лежащим на Морин, опираясь только на полусогнутые локти. У нее перехватило дыхание – и от желанной тяжести тела мужчины, и от неожиданного острого возбуждения. О боже, кто бы мог подумать, что этот простоватый ковбой окажется таким пылким, таким изощренным, таким умелым, страстным и нежным любовником? А она сама... Она ли это?
Билл не отрывал глаз от ее пылающего лица.
– Я хочу тебя, Морин. Я хочу тебя с самого первого мига нашей встречи. Ты ведь тоже это почувствовала там, на крыльце дома Риджбеков? Но я не могу, не имею права решать наше с тобой будущее без Мюриель. Ведь для нее ты займешь место ее матери. Матери, которую она почти не видела, не помнит, но которую любит, а значит – ревнует.
– Она хорошо ко мне относится...
– Она считает тебя своим другом. Верит тебе. Подражает тебе. Благодарна тебе. Она рада, что ты согласилась остаться в этом доме. Но будет ли она рада, если ты займешь место ее матери?
Они оба повернулись на короткий, тоненький всхлип. Дверь комнаты стукнула, донесся звук торопливо удаляющихся шажков босых пяток. Потом стукнула входная дверь. Со двора донесся резкий свист, топот копыт, яростное ржание.
Билл и Морин в ужасе и тоске посмотрели друг на друга, потом скатились с постели и подбежали к окну. Громадный вороной перемахнул забор и помчался в прерию, вздымая клубы пыли. На спине сжалась в комочек маленькая фигурка.
Морин заметалась по комнате в поисках одежды.
– Господи, да что ж я за идиотка... Чего ты сидишь?! Чего ты ждешь?! Не уговаривать меня надо было, а дать по заднице, чтобы лучше соображала.
– Морин...
– Надо за ней ехать! Она же видела нас в постели!
– Чего ты переполошилась-то... Все уже произошло.
– Я читала, я знаю! Это может быть самой страшной травмой для психики – увидеть своих... одного из своих родителей в такой ситуации. Она ведь шла к тебе, как всегда по утрам, поздороваться, пошептаться...
– Морри, уймись.
– А нашла тебя, голого, с голой мной в постели.
– Морри, она видела голых мужиков и голых женщин.
– Но не тебя!
– Ну... не меня. Собственно, дело не в этом.
Билл вздохнул и принялся одеваться. Морин с тревогой следила за ним.
– В чем же тогда? Почему ты так спокоен?
– Я не спокоен. Но дело в том, что догнать этого жеребца не может ни одна лошадь из моего табуна. Джип тем более. К сожалению, нам остается только ждать, когда Мю остынет и поутихнет.
– Чтоб вы все провалились с вашими ковбойскими штуками! Девочка одна ускакала в прерию, а родной отец...
– Родной отец скачет за ней. Только... Я хочу услышать на прощание вот что. Как ты все-таки ко мне относишься, мисс Килкенни?
Морин молча подняла на Билла изумрудный взгляд. По щекам пробежали две слезинки – и она отвернулась, так и не сказав ни слова. Билл скрипнул зубами, на скулах перекатились желваки. Потом он повернулся и резко вышел из комнаты. Через минуту Морин услышала топот копыт еще одной лошади.
Час с лишним Морин провела на редкость бездарно, слоняясь по дому и то и дело выглядывая в окно. За окном, разумеется, никого не было, и Морин продолжала изводить себя терзаниями о том, чего уже было не изменить.
Она бродила из комнаты в комнату и, пожалуй, впервые приглядывалась к вещам, окружавшим ее, немного с иной точки зрения...
Занавески на окнах. Деревянная чашка на старинном трюмо, в чашке коралловые бусы. Расшитые салфетки на каминной полке. Старый, весь потрескавшийся фаянсовый кувшин, расписанный вручную и явно женской рукой.
Мэри Лу умерла до того, как был полностью отстроен этот дом. Она успела пожить только в Маленьком Доме, том самом пристроенном флигеле, в котором почти месяц прожила Морин Килкенни. Теперь Морин вглядывалась в вещи гораздо пристальнее, словно силясь разглядеть на них отпечатки прикосновений давно ушедшей из жизни женщины.
43 
