137 
Джон подошел к ней и поцеловал. Мерилин горячо ответила на его поцелуй, потом отстранилась.
— Я чувствую себя немного неловко.
— Потому что мы не одни?
— Угу.
— Так или иначе, но она нарушила наши планы, верно? — с горечью спросил Джон.
— Да… но ведь мы счастливы. А она по какой-то причине несчастна. Мне ее жаль. Я надеюсь, ты будешь добр к ней.
— Говорил ли тебе кто-нибудь, что ты прекрасный, сострадательный врач?
— Только ты, когда я зашивала тебе палец.
Бет мерила шагами кабинет, мельком поглядывая на диаграммы и проекты, и пыталась определить смысл реакции Джона. Она была слишком измучена и смущена, чтобы толком проанализировать его поведение.
Не в силах успокоиться, она вошла в музыкальную комнату. Бет обычно избегала туда заходить, потому что там стояло большое пианино, старое, расстроенное и потускневшее. Оно осталось от прежних хозяев. Джон не проявлял к нему интереса и не реставрировал, как ни настаивала Бет.
Бет остановилась в дверях. Пианино было выдвинуто на середину комнаты, полностью обновленное. Бет медленно провела ладонями по великолепно отполированному дереву.
Как давно, уже много лет, она не прикасалась к инструменту. Бет коснулась клавиатуры, потом осторожно нажала на новую белую клавишу. Тон был совершенным — звучный и чистый. Бет села и начала играть. Она закрыла глаза. Играла, как всегда, с большим чувством и умиротворением, почти полчаса без перерыва, не открывая глаз, забыв о времени и о присутствии Джона.
Когда она наконец остановилась, то услышала, как Джон тихонько произнес:
— Бет!
Она резко обернулась. Джон стоял, прислонившись к стене, в дальнем конце комнаты. На нем были клетчатая рубашка с закатанными до локтя рукавами и коричневые брюки. Волосы еще мокрые — он успел принять душ и переодеться после того, как она ушла из гостиной.
Мирное очарование момента было нарушено; на Бет снова обрушилась реальность с ее тревогами. Стефан, Меган, Стефани… а теперь еще враждебность Джона.
— Я не имел представления, что ты играешь, Бет! — произнес Джон с искренним восхищением.
Он сам был музыкантом и мог по достоинству оценить талант Бет.
— Мы очень многого не знаем друг о друге, — холодно ответила Бет и отвела глаза.
— Это верно.
— Например, — продолжала она спокойно, — я думала, что мы друзья.
— Вот как? — Это прозвучало саркастически едко. — А собственно говоря, на каком основании ты так думала?
Бет пожала плечами. Она смотрела на клавиатуру. Джон молчал и не двигался с места.
— На том основании, что у нас все было общим, что мы много времени проводили вместе… «Бет-Стар». — Бет снова пожала плечами. — Ну, просто я считала, что мы друзья, вот и все…
— Этого еще недостаточно для того, чтобы так считать. Чтобы стать другом, Бет, необходимо теснее общаться, быть в курсе дел и чаяний друга. Заботиться о нем. — Джон помолчал и добавил сердито: — Тебе не кажется нелепым, что, зная, как я люблю музыку, да и ты, кстати, тоже, ты никогда мне не говорила, что играешь на пианино? За все эти годы ты ни разу об этом не упомянула!
— А ты никогда не говорил мне о Мерилин! — ощетинилась Бет.
— Я бы непременно сказал, прояви ты к этому хотя бы крошечный интерес. Я старался стать тебе другом, Бет. Пытался хоть что-то о тебе узнать, годами выуживал какие-то обрывки, мелочи… — Джон замолчал, потом произнес медленно и горько: — А ты ни разу не задала мне ни единого вопроса о моей жизни… даже самого простого, вроде «как поживаешь?».
Бет покачала головой. Нет, она этого не сознавала. Была убеждена, что знает Джона. Что они с ним друзья. Но в последние сутки она уже была не так уверена в правильности своих убеждений. И в самой себе…
Крупные слезы покатились у нее по щекам. Одна из них капнула на блестящую белую клавишу. Бет поспешила стереть слезу дрожащим пальцем.
Джон наблюдал за ней с удивлением, потом с раскаянием. Он был слишком резок с ней, оттолкнул ее от себя. Он пересек комнату и опустился рядом с Бет на банкетку у пианино. Ему хотелось коснуться ее и успокоить.
— Теперь ты начнешь злиться из-за того, что я плачу. Ты ведь и не думал, что я умею плакать.
— Действительно, не думал, но я вовсе не злюсь, а чувствую себя виноватым.
Бет повернулась к нему, ее глаза блестели от слез, но она улыбалась.
— Сказать по правде, Джон, я и сама не думала, что умею плакать. Это поистине ночь открытий.
137 
