118 
Дарл подняла голову и отстранилась от него.
– Это дом с фотографии, – неохотно произнесла она.
У Эли мурашки побежали по спине. Она имела в виду тот снимок, на котором его дед стоял на недостроенной стене с таким видом, будто ничто и никто не сможет сбросить его, вниз. Но его улыбка, которой он обменивался с Матильдой за спиной у Эсты, была первым шагом к пропасти. Женщины Хардигри должны были уничтожить его, и он позволил им это сделать.
– Если ты хочешь, чтобы я отказался от тебя только потому, что ты из этих проклятых Хардигри, то этого ты от меня не дождешься, – спокойно произнес Эли. – На этот раз я устанавливаю правила. Я не собираюсь закончить так, как мой дедушка. И ты не будешь до конца дней оплакивать меня.
Дарл встала и легко коснулась пальцами его щеки, одним взглядом разрушая его оборону.
– Слишком поздно, я уже оплакиваю тебя, – прошептала она и ушла.
* * *
Поздно ночью я сидела в библиотеке за письменным столом Сван. В доме не раздавалось ни звука, он казался мраморным саркофагом. Я взяла из бювара стопку листов с логотипом «Мраморная компания Хардигри», старомодную перьевую ручку, которую подарил бабушке итальянский барон, когда я была еще ребенком, и начала писать:
«Двадцать пять лет назад я стала свидетелем того, как моя бабушка, Сван Хардигри Сэмпле, убила свою младшую сестру Клару Хардигри. С тех пор я хранила молчание».
Я писала до рассвета, подробно описывая все то, что произошло до и после Клариной смерти, но ни разу не упомянула Матильду. Я хотела, чтобы это признание привело на скамью подсудимых только меня и Сван – и никого другого. Закончив, я сложила листы в большой крафтовый пакет, запечатала, написала на нем фамилию нашего окружного прокурора, подошла к полкам и спрятала его между двумя объемистыми трудами по геологии – науке, изучающей твердую породу.
Когда настанет время, я не буду просить Эли о молчании и снисхождении.
Потому что теперь я не сомневалась, что он способен и на то, и на другое.
* * *
– Ты злоупотребляешь его добротой!
В голосе Матильды звучала настоящая ярость. Она стояла возле своей кровати, держась за стойку с капельницей, чтобы не упасть, не обращая никакого внимания на мои уговоры лечь и перестать так волноваться. Матильда в упор смотрела на Сван, которая сидела, совсем по-девчоночьи подогнув под себя ноги, и я чувствовала себя как рефери на ринге, получивший пару случайных ударов.
– Ты не можешь принять эти миллионы от Эли Уэйда, – продолжала Матильда. – Люди подумают, что он признал вину своего отца. Я этого не допущу.
Это несправедливо.
– Я прилюдно принимаю Уэйдов в комитет. И все это ради тебя, – Сван покосилась на меня. – И ради Дарл.
– Эли дает деньги в качестве публичного извинения перед вами, – бесстрастно констатировала я. – Он просит прощения за то, чего его отец не совершал. Я не позволю вам это сделать.
– И как же я, по-твоему, должна поступить? – поинтересовалась Сван. – Оттолкнуть его и его семью? Или заставить его мстить нам, сказав ему правду? Матильда, ты хочешь, чтобы Карен узнала правду о том, что мы сделали? – Лицо Матильды посерело. – Посмотри на мою Дарл. Как бы мне хотелось стереть эти воспоминания из ее памяти! Взгляни на нее: она отчаялась, она ненавидит меня, ее переполняет горечь. Ты же не хочешь, чтобы такой стала и Карен? Особенно теперь, когда она вернулась домой.
Матильда застонала и закрыла глаза:
– Но что я делаю с внуком Энтони? Я же просто бессердечный монстр! Я любила Энтони, и он любил меня. А теперь я его предаю…
Она приложила руку ко лбу и пошатнулась. Я мгновенно оказалась рядом с ней, потому что она начала заваливаться на бок. Сван выпрямилась и встревоженно посмотрела на нее:
– Матильда!
– Вызывайте сестру, – сказала я и опустила Матильду на кровать.
Глава 20
Воздух в палате был пропитан страхом. Большую часть дня Сван провела в кресле у постели Матильды, не сводя с нее глаз, сложив руки на коленях. «Она боится потерять человека, который понимал ее даже лучше меня», – догадалась я. Карен, то и дело заливаясь слезами, отбросила всякие приличия и прилегла рядом со своей бабушкой, крепко держа ее за левую руку. Матильда не спала, была в сознании, но ее правое веко и уголок рта заметно опустились. Она была очень слаба.
– Я умираю, – еле-еле выговорила она. Карен вздрогнула:
– Пожалуйста, не говори так! Это неправда! Сван застыла в кресле. Они с Матильдой смотрели друг другу в глаза, словно обменивались мыслями без слов. В них обеих был трагизм и странная красота.
118 
