очень нудно 
32 
Он делает шаг ко мне, протягивает руку и осторожно касается моего предплечья. Глаза его при этом следят за рукой, словно она действует независимо от него и может в любой момент выкинуть неизвестно что.
— Просто я ее всю жизнь знаю, — говорит он. — Я всегда думал, что мы с ней созданы друг для друга.
— И что, действительно так? — Сердце бьется у меня в груди как бешеное, а Уилл все еще касается меня, и я уверен, что он ощущает это биение.
Он смотрит на меня — на лице замешательство и печаль. Он открывает рот, собираясь что-то сказать, но молчит; все это время мы смотрим друг другу в глаза, три, четыре, пять секунд, и я уверен — сейчас один из нас что-нибудь скажет или сделает, но я не могу рисковать и предоставляю это Уиллу, и мне кажется, что вот сейчас он сделает первый ход, но он так же быстро передумывает и отворачивается, отчаянно ругаясь и изо всех сил тряся рукой — словно желая, чтобы она отвалилась.
— Да пошел ты… — шипит он, идет прочь и исчезает в темноте. Я слышу, как его новые ботинки топчут землю. Он обходит вокруг казарм в поисках какого-нибудь незаконно проникшего в лагерь существа, чтобы выместить на нем всю свою злость.
* * *
Наши девять недель в Олдершоте почти истекли. Я просыпаюсь среди ночи — впервые за все время. Через тридцать шесть часов нас отправят дальше, но меня будит вовсе не беспокойство о судьбе нашего взвода после того, как мы все станем полноправными солдатами. С другого конца казармы доносится непонятный приглушенный шум. Я приподнимаю голову от подушки. Шум ненадолго стихает, но тут же слышится с новой силой: кого-то тащат, он брыкается, что-то шуршит, открывается дверь, потом закрывается, и снова воцаряется тишина.
Я гляжу на Уилла, спящего на соседней койке. Голая рука свесилась вниз, губы чуть приоткрыты, густые темные волосы падают на лоб и глаза. Он что-то бормочет во сне, смахивает волосы с лица и поворачивается на другой бок.
И я снова засыпаю.
* * *
На следующее утро сержант Клейтон командует построение и тут же оказывается оскорбленным в лучших чувствах: третье место во втором ряду пустует, кто-то дезертировал, ушел в самоволку. Подобного не случалось за все время, пока мы находимся в лагере, с апреля.
— Я думаю, что спрашивать бесполезно, — начинает сержант. — Я уверен: если бы кто-то из вас знал ответ на этот вопрос, он бы давно пришел ко мне. Но все же: кому-нибудь известно, где Вульф?
Стоит мертвая тишина. Девять недель назад мы начали бы озираться и переглядываться. Но теперь мы стоим молча, глядя прямо перед собой. Нас обучили.
— Ну что ж, — говорит сержант, — в таком случае могу вам сообщить, что наш так называемый идейный отказник пропал. Смылся среди ночи, как и положено трусу. Мы его рано или поздно поймаем, это я вам гарантирую. Мне даже приятно думать, что, когда в субботу вас отправят, трусов среди вас не будет.
Я слегка удивлен, однако ни на секунду не верю, что Вульф мог сбежать, и не сомневаюсь, что рано или поздно он объявится с какой-нибудь смехотворной байкой в оправдание своего отсутствия. Для меня гораздо важнее то, что случится в субботу утром. Нас посадят на поезд в Саутгемптон, а оттуда ночным рейсом во Францию? И в понедельник утром мы окажемся в гуще сражений? Может, через неделю меня уже не будет на свете? Эти вопросы занимают меня гораздо больше, чем предполагаемый побег Вульфа.
В тот же день после обеда мы с Уиллом идем из палатки-столовой обратно в казарму, и я замечаю впереди столпотворение: солдаты сбились в кучки и оживленно переговариваются.
— Стой, не говори ничего, я постараюсь угадать, — опережает меня Уилл. — Война кончилась, и нас отправляют домой.
— А кто победил, как ты думаешь?
— Никто. Все проиграли. Вон Хоббс идет.
Хоббс уже завидел нас и бежит к нам; он подпрыгивает на ходу, как упитанный золотистый ретривер, которого он мне всегда напоминает.
— Где вы были, ребята? — запыхавшись, спрашивает он.
— Ездили в Берлин к кайзеру, сказать ему, чтобы не валял дурака и сдавался, — отвечает Уилл. — А что случилось?
— Вы что, не слыхали? Вульфа нашли.
— И все? — разочарованно спрашиваю я.
— Что значит «и все»? Этого мало, что ли?
— Где его нашли? — спрашивает Уилл. — С ним все в порядке?
— Милях в четырех отсюда, — отвечает Хоббс. — В том лесу, куда нас гоняли на марш-броски в первые недели.
— В том лесу? — недоверчиво переспрашиваю я. Тот лес — неприятное, противное место, полное болот и ручейков с ледяной водой; сержант Клейтон уже давно перестал нас туда гонять и выбрал маршрут посуше. — Что он там делал? Нашел где прятаться.
32 
