88 
Про Уилла никто не говорит, а я боюсь спрашивать. Большинство людей, прибывших в полк одновременно с нами, уже мертвы или, как Хоббс, отправлены в полевой госпиталь, так что моим нынешним однополчанам нет резонов думать об Уилле. Я терзаюсь одиночеством. Я уже очень давно не видел Уилла. Он старательно избегал меня с тех самых пор, как я отказался подать рапорт на Милтона сержанту Клейтону. Потом я заболел, и все.
Когда сержант Клейтон отбирает людей для рекогносцировки в сторону немецких окопов в глухой ночной час, из шестидесяти ушедших возвращаются только восемнадцать — катастрофа по любым меркам. Среди погибших — капрал Моуди, получивший пулю в глаз.
В тот же вечер, чуть позже, я натыкаюсь на капрала Уэллса — он сидит один с кружкой чаю, склонив голову над столом. Меня охватывает неожиданное сочувствие. Я не знаю, уместно ли мне будет присоединиться к нему, — мы никогда не были особенными друзьями, — но мне тоже одиноко и до зарезу нужно с кем-нибудь поговорить, так что я закусываю удила, тоже наливаю себе чаю и останавливаюсь перед капралом.
— Добрый вечер, сэр, — осторожно здороваюсь я.
Он не сразу поднимает голову, а когда смотрит на меня, я замечаю у него под глазами темные мешки. Интересно, сколько времени он не спал.
— Сэдлер, — говорит он. — Не на посту, да?
— Да, сэр, — говорю я, кивая на скамью напротив: — Можно я тут сяду? Или вы хотите побыть один?
Он смотрит на пустую скамью, словно не зная, каковы правила этикета на этот счет, но в конце концов пожимает плечами и жестом показывает, что я могу сесть.
— Мне было очень жаль услышать про капрала Моуди, — говорю я, выдержав для приличия паузу. — Он был достойным человеком. Всегда обращался со мной по справедливости.
— Я вот решил, что надо бы написать его жене. — Он указывает на лежащие перед ним перо и бумагу.
— Я даже не знал, что он женат.
— Разумеется, откуда вам. Но да, у него остались жена и три дочери.
— А разве не сержант Клейтон должен написать его жене, сэр? — спрашиваю я, потому что заведенный порядок именно таков.
— Да, наверное. Только я знал Мартина лучше, чем кто-либо другой. Думаю, будет лучше, если я тоже напишу.
— Конечно. — Я поднимаю кружку, но у меня вдруг слабеет рука, и чай разливается по столу.
— Ради бога, Сэдлер, — восклицает капрал и быстро убирает бумагу, пока она не намокла. — Что вы все время так дергаетесь? Это действует на нервы. Как вы себя чувствуете, кстати? Лучше?
— Да, вполне хорошо, спасибо, — отвечаю я, вытирая стол рукавом.
— Мы уже было попрощались с вами. Только этого не хватало — еще одного человека потерять. От вашей смены в Олдершоте ведь мало кто остался?
— Семь человек, — отвечаю я.
— По моему счету выходит шесть.
— Шесть? — Я чувствую, что бледнею. — Еще кого-то убили?
— С тех пор, как вы заболели? Нет, никого, насколько мне известно.
— Но тогда должно быть семь, — не сдаюсь я. — Робинсон, Уильямс, Эттлинг…
— Вы ведь не считаете Хоббса? Его отправили назад в Англию. В сумасшедший дом. Хоббса мы не считаем.
— Я его и не считал. Но все равно выходит семь: Робинсон, Уильямс, Эттлинг, как я уже сказал, и еще Спаркс, Милтон, Бэнкрофт и я.
Капралл Уэллс смеется и качает головой:
— Ну раз мы Хоббса не считаем, то и Бэнкрофта тоже.
— С ним же все в порядке?
— Скорее всего, он в лучшем положении, чем вы или я. Во всяком случае, на данный момент. Послушайте, — он чуть прищуривается, словно хочет разглядеть меня получше, — вы ведь с ним вроде бы дружили, а?
— Мы оказались на соседних койках в Олдершоте. А что такое? Где он, кстати? Я выглядывал его в окопах с тех пор, как вернулся в строй, но его нигде нету.
— Так вы не слыхали?
Я ничего не отвечаю.
— Рядовой Бэнкрофт, — начинает Уэллс, веско подчеркивая каждый слог, — явился к сержанту Клейтону. И снова потребовал пересмотра истории с тем немчиком. Вы о ней слыхали, надо полагать?
— Да, сэр, — произношу я. — Это все при мне произошло.
— И верно. Бэнкрофт говорил. В общем, он требовал, чтобы Милтона судили — совершенно недвусмысленно настаивал на этом. Сержант отказался — уже в третий раз, должно быть, но на этот раз они повздорили. Кончилось тем, что Бэнкрофт сдал оружие сержанту Клейтону и объявил, что не намерен больше воевать.
— Что это значит? — спрашиваю я. — И что теперь будет?
88 
