А что порой будет немного стыдно — так нам не привыкать. Задыхаемся от стыда — и ничего, привыкли, живем.
ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС — ДВИГАТЕЛЬ ИСТОРИИ
1. Случай Рудольфа Гесса
Приведенный ниже разговор состоялся в портовом городе Эмдене на Севере Германии. В семнадцатом веке это был богатый город. В пьесе Кристофера Марло «Фауст» главный герой просит Мефистофеля: «Дай мне силу и славу Эмдена». Во время еврейской эмиграции из Испании некоторая часть евреев ехала не в Голландию, а сюда. Здесь жили купцы и корабельщики — это был красивый город с каналами и мостами. От силы и славы Эмдена мало что осталось: английская бомбардировка стерла город в пыль. Дома отстроили — но это уже не то.
Днем я ходил по городу с местным архивариусом Бернардом Брамсом — он показывал, где что было. Брамс сам не воевал, был мальчишкой, но во время бомбежек был тяжело ранен. Он веселый и добрый человек когда на старости лет получил небольшое наследство, все деньги отдал на изготовление колоколов для новой ратуши: старые колокола, естественно, расплавились во время пожара, и новых никто не сделал. Теперь колокола звонят, мы постояли у ратуши, послушали звон. Брамс сказал в тот день фразу, достойную немецких романтиков: «Я всегда смотрю на солнце, чтобы тени оставались за спиной».
Впрочем, речь не о Брамсе, скорее о тенях за спиной. Архивариуса и каналы я упомянул, чтобы обрисовать мизансцену.
Вечером в местном баре я говорил уже с другим человеком. Моим собеседником был ветеран войны, сухой длинный старик, фамилию называть не стану. Я собираю всякие истории о войне, мне посоветовали поговорить с ним мы и поговорили. В числе прочего говорили о евреях. На одной из улиц Эмдена стоит стела в память о погроме, случившемся сразу после «хрустальной ночи», в самом конце тридцать восьмого. На стеле выбиты имена погибших — четыре имени, если не ошибаюсь.
Я спросил, неужели было так мало евреев в городе — или они к тому времени все уехали? Я например знал о том, что мой хороший друг, знаменитый Генри Наннен, спас одну еврейку из Эмдена — вывез ее на мотоцикле в Голландию, через границу. И таких случаев было несколько: северные рыбаки — гордые люди, а подлинная гордость мешает быть негодяем. Тем не менее погромы были, а что последовало за погромами слишком хорошо известно. Фраза об исторической вине немецкого народа въелась в уши каждому немцу — и считаю, не зря. Во всяком случае, когда я говорю с немцем, то предпочитаю знать, что его родители делали в войну; легко может статься, что они душили мою родню. Бабушку и дедушку одной моей родственницы закопали живыми в землю — это сделали немцы под Харьковом.
И я спросил собеседника, что случилось с остальными евреями. И конечно услышал, что евреи уехали из города сами, что антисемитизма в принципе не было, что сам этот человек и знать не знает об этом мелком чувстве. В войну он вступил в сорок четвертом, когда уже его родной город сравняли с землей — и что ж, ему надо было не защищать свой дом? А к евреям он негативных чувств не питал и не питает. Впрочем, так все отвечают. Один старый эсесовец мне как-то сказал, что даже и не встречал никогда евреев — разве что однажды видел колонну евреев в Польше, куда-то они шли. Когда я рассказал ему, куда именно они шли, старый эсесовец расстроился. Вот и этот собеседник тоже сказал, что про евреев он много не знает — так, слышал кое-что. Может быть, он сказал так на всякий случай, оттого что я предупредил его в начале разговора, что я — еврей. Вообще-то я по матери русский, и это удобно: антисемитам я говорю, что я еврей, а сионистам — что русский.
В тот вечер собеседник мне сказал так: «С евреями вообще бы ничего не случилось, если бы не англичане». Я спросил его, что он имеет в виду.
— Если бы у Гесса получилось договориться с Черчиллем в мае сорок первого года, — сказал он, — вообще никакого Холокоста бы не было. Вы знаете, что Рудольф Гесс летал в Англию на секретные переговоры?
Про это все знают, но как-то так, не вполне уверенно; знать особенно нечего. Дело засекречено, к архивам доступа нет. И это ужасно таинственно. Рудольф Гесс был вторым человеком в рейхе, и даже во многих отношения превосходил Гитлера как теоретик — например теоретические страницы «Майн кампф» редактировал он. Иные исследователи считают, что эти страницы он и писал. Гесс был заместитель Гитлера по партии, был назначен преемником Гитлера, ни один закон в Германии не вступал в силу без подписи Гесса. И вот этот человек летит на переговоры в Британию, и мы ничего не знаем, о чем он там говорил, это стало национальным секретом. И Гесса держат в пожизненном заключении — сначала в Тауэре, потом в Шпандау. Прямо история Железной маски, роковая тайна двадцатого века. Вообразите себе, что Лев Давидович Троцкий в 1919 году летит с тайной миссией к Ллойд Джорджу, его сажают в крепость, и мы ничего не знаем о переговорах. Ну, уж не цену на зерно они обсуждали, наверное.