19 
Четыре года назад, перед тем, как он переехал в Гонконг, его беременная жена Гуинет погибла от взрыва газового баллона в их доме в Уэльсе. Оправившись от ран, полученных при пожаре, Джеймс Дрейк отправился в Гонконг, чтобы спастись там от тяжелых воспоминаний. Он четыре года не возвращался в Лондон… пока его не вынудила эта упрямая архитекторша, отказавшаяся ехать в Гонконг, но чье видение «Нефритового дворца» оказалось удивительно близко к представлениям самого Дрейка.
Вечером, во время ужина в лондонском Кларидже, Джеймс Дрейк сказал Мейлин, что собирается построить ее «Нефритовый дворец». И хотя ему совершенно ясно, что она не хотела бы возвращаться в Гонконг, он все-таки вынужден потребовать ее присутствия на строительстве, так как оно обещает быть чрезвычайно сложным.
В тот же вечер Мейлин согласилась вернуться.
И вот она здесь, а Джеймс Дрейк спрашивает ее – как она чувствует себя. Она уже успела солгать ему и надеялась, что успешно.
Отведя глаза от сверкания глади залива, она встретила взгляд его серо-стальных глаз и сказала на этот раз правду.
– Радость и боль.
Дрейк прореагировал на это искреннее признание легкой улыбкой, а в его глазах она прочитала одобрение. Сидевшая напротив красивая, сложная и талантливая женщина напоминала ему уникальное здание, которое он хотел возвести по ее проекту – удивительное сочетание гармонии и дисгармонии, в ней сквозило то азиатское, то английское. Такое слияние кровей – редкость, оно опьяняло. Мейлин сказала ему, что ее отец был английским аристократом, умершим еще до ее рождения, а мать – китаянка, она была оторвана от нее много лет, она до сих пор живет в Гонконге. Джеймс подумал, что в ее словах немало правды, но тут кроется и какая-то ложь.
Дрейк представления не имел, зачем ей лгать ему, но и спросить ее об этом он не посмел – в конце концов, он тоже солгал ей относительно самого важного события в его жизни.
– Радость и боль, – повторил он ее слова. – А если уточнить?
«Нет!», – подумала Мейлин, отводя взгляд от его опасных, пронизывающих глаз. Посмотрев на стол, она обнаружила, что ее бокал с шампанским почти пуст, в то время как его бокал, который он слегка прикрыл рукой, полон.
У него была изящная кисть – и смертоносный кулак. В детстве, живя в Гонконге, он был захвачен миром боевых искусств. Он стал обладателем «черного пояса» и мог легко и бесшумно убить человека голыми руками. Разумеется, он никогда не стал бы применять свое искусство на практике, прежде всего потому, что отлично владел своими чувствами и эмоциями.
Кисть, с точно рассчитанной силой сжимавшая хрупкий бокал, олицетворяла самого Джеймса: элегантность и изящество, прикрывающие бешеный нрав. Мейлин отлично понимала причину его ярости. Смерть его жены была несчастным случаем – никто не был виноват в этом. И тем не менее его слепая ярость взывала к отмщению. А так как у губителя Гуинет Дрейк не было пока человеческого облика, то Джеймсу приходилось проклинать самого себя.
– Мне кажется, сегодня я еще не способна вдаваться в подробности, Джеймс, – наконец промолвила она. – Это слишком длинная история.
– Но я не тороплюсь.
– Зато я спешу, – улыбнулась Мейлин и поднялась из-за стола. – Ведь вы рассчитываете, что я приступлю к работе немедленно, с завтрашнего утра?
– Как знаете, – улыбнулся ей Джеймс, отступая перед ее нежеланием развивать сегодня эту тему. Он тоже поднялся на ноги и вдруг заметил: – Ох, совсем забыл. Я нашел фотографа.
– Того, кого я предлагала в Лондоне?
– Нет, другого. Это просто подарок судьбы – когда я был в прошлом месяце в Сан-Франциско, я наткнулся на ее альбом. У меня лежит в гостиной экземпляр для вас, можете посмотреть, если не сможете уснуть из-за разницы во времени после перелета. Я надеюсь, ее работа придется вам по вкусу.
– Не сомневаюсь в этом.
По дороге в гостиную Мейлин вдруг почувствовала прилив надежды.
«Может быть, я справлюсь, – подумала она. – Может быть, за эти семь месяцев я сумею справиться со своими страхом и обидой… и даже наберусь мужества повидаться с матерью. А если мне понадобится помощь, если мне не хватит сил? Наверное, можно будет поговорить с Джеймсом, он тоже знает, что такое боль и гнев; скорее всего, я могу доверять ему гораздо больше, чем кому-либо еще из мужчин».
Мейлин чувствовала, что может доверять Джеймсу – после того ужина в Лондоне, когда она дала-таки свое согласие на поездку в Гонконг, они проговорили несколько часов и были очень откровенны друг с другом. Они даже – тоже вполне откровенно и честно – поговорили о любви. Когда Мейлин поведала ему, что совершенно уверена в том, что никогда-никогда не сможет влюбиться, Джеймс столь же откровенно ответил, что однажды и сам чувствовал такое. Но потом встретил Гуинет, и это случилось – легко, сильно и навсегда. И теперь, торжественно заявил он, это уже никогда не повторится – даже если бы он этого захотел.
19 
