Лёгкий, ненавязчивый романчик 
37 
А собачки уже вынесли сани на вершину холма, и увидел Ваплахов внизу в ложбинке странный длинненький домик, из трубы которого летел в небо дымок, и какие-то темные квадраты вокруг, словно снег был специально счищен с земли. И еще какие-то вещи, непонятные и плохо различимые с этого расстояния: словно священные столбы были вкопаны в землю через равное количество шагов, а между ними что-то натянуто, то ли веревка, то ли связанные между собой кожаные полоски.
— Ары-арысь! — прикрикнул на лаек Дмитрий, и побежали они во всю прыть вниз с холма, к человеческому жилищу, наполненному теплом.
А Добрынин все дремал. Ему было тепло и сладко. И хотелось ему как в детстве сунуть в рот большой палец правой руки. Но хорошо укутал его урку-емец, и руками, сцепленными в замок на животе, даже пошевелить было трудно.
Проехав мимо столбов, остановились сани у длинненького домика. Ваплахов, оглянувшись на дремлющего начальника, поднялся на ноги, подошел к высокому деревянному порогу, отсчитал шесть ступенек и стукнул в двери один раз, но сильно. Пока ждал, взгляд его скользнул вниз, и обратил он внимание на то, что домик этот стоял на столбах и довольно высоко над землей, что также удивило урку-емца.
Дверь открылась, и в ее проеме замерло бородатое лицо мужика лет пятидесяти, выражавшее удивление.
— Кто там? — прокричал сиплый голос внутри домика, и этот бородатый мужик, обернувшись, как-то заторможенно ответил, словно не веря собственным словам:
«Люди…»
Потом он перевел взгляд на урку-емца и заметил сани, стоявшие внизу.
— Дмитрий, развяжи! — донесся до Ваплахова голос народного контролера.
— А?! Счас! — ответил урку-емец и, быстро спустившись, на глазах у все еще стоявшего в дверном проеме бородача раскутал своего начальника.
Зашли в домик.
Внутри действительно было тепло и уютно, хотя уют этот был особым, как бы походным и временным. Под деревянными стенками домика стояли железные раскладные лежанки, а на них множество оленьих шкур, старых, со спутанной клочковатой шерстью. Посредине — большой деревянный ящик-куб с какими-то надписями, вокруг несколько маленьких, а рядом четырехлапый чугунный квадрат печки — три конфорки, а на месте четвертой — жестяная труба, уходящая сквозь потолок наверх.
Добрынин обвел взглядом четверых обитателей домика, обернулся, разглядывая их пожитки, и тут его глаза засветились радостью — в углу на отдельном ящике стояла железная коробка радиостанции, такая же, какая была в комнате японца «Петрова».
— Да вы садитесь, вот тут у печурки, погрейтесь! — предложил народному контролеру и его помощнику бородач, что открыл им двери.
Они уже познакомились, и теперь, присаживаясь на ящик у печурки, Добрынин повторял в мыслях как кого звать.
Бородача, а он тут был главным, звали Иван Калачев, Хромого мужика, который к тому же был совершенно лысым, — Петр Дуев; молодого, хотя вряд ли он был уж таким молодым, просто помоложе остальных, — Степан Храмов. «И чего он с такой фамилией живет? — подумал Добрынин. — Поменял бы уже!» Четвертый, русявый и пухленький, был украинцем, а звали его Юрий Горошко.
«Ну, вроде запомнил», — успокоил себя мыслью народный контролер.
Оказались эти люди не военными, однако и не охотниками. Это, конечно, удивило урку-емца, но виду он не подал. Только постарался запомнить получше новое слово «геологи», хотя еще не понял, что оно означает.
— Степ, ставь мяса! — как-то по-дружески отвлек хромой Дуев своего товарища от каких-то мыслей.
Храмов кивнул, взял ведро, вышел из домика и очень скоро вернулся, после чего поставил ведро прямо на печку.
— Ну вот так мы тут и живем… — развел руками Калачев.
Урку-емец привстал и посмотрел на черные куски мяса в ведре.
«Медведь?» — с подозрением подумал он и снова опустился на ящик.
— И давно вы здесь? — спросил Добрынин начальника геологической экспедиции.
— Да уже годика два должно быть, — ответил тот. — Вот ждем, как к нам железную дорогу построят, тогда уже и уедем.
— А-а, — промычал Добрынин. — Это хорошо. Из Москвы строят?
— Нет, тут поближе, из Томска, наверное…
— Томск? — переспросил народный контролер. Такого города он не знал.
— Да, это тысяч восемь верст отсюдапояснил начальник экспедиции.
— Ну, а чем вы здесь занимаетесь? — задал давно вертевшийся на языке вопрос народный контролер.
Мужики переглянулись и с некоторой опаской, по-новому глянули на Добрынина.
37 
