очень нудно 
42 
Начальник экспедиции склонил виновато голову. Уже жалел он о своем признании, но отступать было поздно. Да еще и надежда жила, надежда на облегчение.
— Нас ведь забросили сюда и забыли, — заговорил Калачев. — Запасы кончались, а новых нам не присылали. Глушь здесь. А задание у нас было — золото найти для страны… Я знал, что к обнаруженным золотоносным местам решено было прокладывать железные ветки кратчайшим способом. Вот и решил я отправить радиограмму, что мы, мол, нашли выходы золотосодержащих руд на поверхность земли. Ну, чтоб сюда провели ветку и увезли нас отсюда… Мы же сами никак не выбрались бы…
— Так-так-так, — начал понимать отрезвевший Добрынин. — А золото?
— Да откуда здесь золото? Здесь же мерзлота в низинах. Мы тут ничего, кроме вмерзших в землю мамонтов, не нашли. Так, товарищ Добрынин, и…
— А что это — мамонты? — перебил главного геолога народный контролер.
— Доисторические слоны… Мясо мы вот сейчас ели… Ему миллион лет.
— Кому? — вскинулся Добрынин.
— Мясу, которое мы ели… Здесь, в земле, кроме этого мяса, ничего нет!
Добрынин прислушался к своему желудку, как-то помутилось у него сознание от такой новости.
— Не умрем? — спросил он неожиданно прорвавшимся жалобным тоном, полным испуга за свою жизнь.
— Мы уже полгода его едим. Не умерли, — признался Калачев. — Вот без него, конечно б, ведь есть больше нечего! Вы же поймите, если бы я не соврал, то и вы бы здесь погибли, и мы… эти ближние военные, они ж вообще черт знает где! Я только прошу вас, когда они приедут, сказать, что я вам признался…
Испуг у Добрынина прошел. Понял он, что организм жив и работает нормально. Вернулся побеспокоенный здравый рассудок.
— Надо и им признаться! — сказал он негромко.
— Как?! — вырвалось у Калачева, и собаки окончательно притихли. — Они ж тогда перестанут строить дорогу! А может, они уже рядом?!.
— Ты, товарищ Калачев, коммунист? —строго спросил контролер.
— Да, конечно…
— А я — нет! — говорил Добрынин. — Значит, ты должен учить меня честности, а не я тебя! Надо сказать им правду…
Калачев тяжело вздохнул. Ничего хорошего из его признания не вышло — это он уже понял. А что делать теперь — не знал.
— Да не могу я… — скороговоркой выпалил он, поднялся и, ощущая дрожь в руках и внутреннюю дрожь раздражительности, пошел в вагончик.
Добрынин тоже поднялся на ноги и вошел в домик следом.
Ваплахов спал на железной раскладной лежанке, бережно укрытый несколькими оленьими шкурами, хотя в вагончике холодно не было. За ящиком-столом дремал хромой Дуев. А Горошко и Храмов пьяными голосами играли в города.
— Молотов! — говорил Храмов.
— Ворошиловград! — отвечал Горошко.
— Дыбинск!
— Коммунарск!
— Куйбышев…
— Кончайте! — перебил игру мрачный Калачев.
— Чего? — Горошко поднял на главного геолога удивленный взгляд.
— Ваш начальник Москву обманул! — ответил на «чего» Горошки народный контролер. — Садись к станции, сознаваться будем!
Пораженный радист впялился в Калачева, но тот стоял, прикусив нижнюю губу, и на его красивом мужественном лице лежала печать отрешенности и капитулянтства.
— Садиться? — спросил Горошко у Калачева враз протрезвевшим голосом.
Добрынин тем временем наклонился к лежанке, на которой сопел во сне Дмитрий Ваплахов, вытащил из-под нее вещмешок, а из него револьвер — подарок Тверина. Выпрямился с оружием в руках и твердо сказал:
— Давай-давай! Ищи Москву! — и кивнул на радиостанцию.
— Ищи, — сказал негромко, кивнув, сам Калачев. Шатаясь, Горошко потащил ящик-стул к стоявшей в углу станции. Уселся там, дрожащими руками одел наушники, защелкал выключателями, закрутил ручками.
— Мы же тебя как брата приняли! — с горечью произнес Калачев, не поворачивая головы к Добрынину.
Степа Храмов слушал происходящее спокойно, а потом как бы сам себе шепотом произнес:
— Обманывать нехорошо… Добрынин глянул на него с одобрением. Запипикала морзянка в комнате — Горошко, настроившись, запускал в радиомир свои позывные. Контролер слушал это пипиканье с подозрением, как бы понимая, что за каждым звуком — буква или слово, которые он на слух не понимает.
— Есть! — вдруг завопил радист, словно сам не ожидал так быстро связаться со столицей Родины.
Потом обернулся к народному контролеру и уже холоднее спросил:
— Ну? Шо передавать?
— Передавай! — все еще сжимая револьвер в руке, направив его дуло в пол. заговорил Добрынин. — Сознаемся в том, что обманули нашу Родину. Никакого золота тут нет, а есть одно лишь мясо…
42 
