49 
– В то время Полина жила милях в двадцати от Лондона. У маркиза, ее отца, было огромное поместье и замок – причудливая и прелестная смесь десятка разных архитектурных стилей.
До нашей свадьбы оставалась неделя. Я смог уехать из полка на день раньше, чем ожидалось, и использовал лишний день для того, чтобы купить в Лондоне свадебный подарок своей невесте.
Герцог вновь замолчал. Глаза его затуманились, как будто он снова видел картины далекого прошлого.
– Вечер я провел у знакомых. Кто-то – не припомню кто – заговорил о том, что наши молодые люди лишены того благородного безумства, каким отличаются другие народы. Испанцы, говорил он, поют возлюбленным серенады; венецианцы взбираются по стенам своих палаццо, чтобы получить через балконную решетку единственный поцелуй; венгры, чтобы увидеться с предметом своей любви, готовы проскакать без отдыха сотню миль – а на что способны англичане?
Этот разговор воспламенил мое воображение, и я решил доказать, что не перевелись еще на свете рыцари. Взяв подарок и букет ландышей – ее любимых цветов, – я оседлал коня и поскакал прочь из Лондона.
Когда я подъехал к замку маркиза, было уже одиннадцать. Я не боялся разбудить Полину: она не раз говорила мне, что любит засиживаться допоздна за любимой книгой. Кстати, я не сказал, что эта удивительная женщина еще и писала стихи? – язвительно усмехнулся герцог. – Я тоже пытался выражать свои чувства в стихах: но мне было до нее далеко!
Я привязал коня к изгороди и знакомой дорогой пошел к дому. В окне у Полины горел свет, и я вообразил, что она, сидя у окна, мечтает обо мне. Она столько раз повторяла, что любит меня, – и я в то время верил, что брак без любви невозможен.
У дома росла вьющаяся глициния, чьи стебли цеплялись за стену замка. Ее мощный ствол привел меня прямо к балкону. Балкон открывался в будуар Полины: перекинув ногу через балюстраду, я заметил, что окно открыто и в комнате горит только одна свеча.
Двойные двери, ведущие в спальню, были распахнуты настежь, и я увидел, что канделябры по обеим сторонам кровати зажжены. Я уже приблизился к окну – как вдруг из спальни донеслись голоса. Я замер на месте.
«Кто там с ней? – подумал я. – Горничная? Или отец зашел пожелать спокойной ночи?» Как бы там ни было, незваный гость испортил мой сюрприз. Я уже собирался тихо уйти тем же путем, каким пришел, когда до меня донеслись слова Полины.
«Милый, как я буду тосковать по тебе, когда выйду замуж!» – вот что она говорила.
«Но ты ведь будешь время от времени приезжать домой?» – ответил мужской голос.
«Да, но это совсем не то…»
«Еще бы, черт возьми! – воскликнул мужчина. – Я ведь тебя знаю: тебе мало любящего мужа. Ты найдешь еще дюжину глупцов и будешь их дурачить, как меня и его!»
«Джим, ты вовсе не глупец! – нежно ответила Полина. – Ты страстный, иногда грубый, но ты вовсе не глуп!»
Герцог замолчал, невидящими глазами вглядываясь куда-то вдаль.
– Я стоял словно каменное изваяние, – заговорил он наконец. – Что я чувствовал? Потрясение, ужас и, главное, – отвращение.
Я узнал голос любовника Полины. Эта женщина, которой я поклонялся, которую считал ангелом, сошедшим с неба, – эта женщина спала с конюхом своего отца!
Мертвая тишина наступила в салоне.
– Что же ты… сделал? – прошептала Мелисса, у которой от сострадания к мужу сжалось сердце.
Герцог обернулся, словно только сейчас заметил ее присутствие.
– Я положил подарок и цветы на пол перед окном, где она не могла их не заметить, – ответил он. – Затем спустился вниз и уехал.
– А… потом?
– Мы больше не встречались, – ответил герцог. – Я поместил в «Газетт» объявление о том, что никакой помолвки не было, и покинул Англию.
– А твой отец и родные? Они спрашивали, что случилось?
– Спрашивали, но я молчал – воспоминания приносили мне слишком сильные страдания, – ответил герцог. – Полина, разумеется, все поняла и не требовала объяснений. Вскоре она вышла замуж за ирландского пэра и уехала в Ирландию.
– А… где она сейчас? – робко спросила Мелисса.
– Она умерла. Погибла на охоте больше десяти лет назад.
И снова наступило тяжелое молчание. Когда оно стало совсем невыносимым, Мелисса пробормотала:
– Прости, я… я не хотела причинять тебе боль.
Я был сентиментальным дураком! – жестко ответил герцог. – Этот случай навсегда излечил меня от романтических иллюзий!
В голосе его снова звучали циничные ноты, которые так ненавидела Мелисса. Теперь она жалела о том, что вызвала в муже столь горькие воспоминания. Впрочем, может быть, для него лучше выговориться, чем годами носить в сердце боль, разъедающую душу?
49 
