Ла лус, пор фавор[109], сказал он.
Парень в хаки кивнул, отошел к двери, закрыл ее за собой. Затем в коридоре щелкнул выключатель, и в комнате загорелся свет.
В коридоре послышались шаги, потом наступила тишина. Джон Грейди чуть приподнял стакан и стал пить газировку. Напиток был теплый, еще с пузырьками газа. Джону Грейди он показался восхитительным.
Он провел там три дня: спал, просыпался, потом опять засыпал. Кто-то выключил свет, и он просыпался уже в темноте и окликал тех, кто, как ему казалось, были рядом, но никто не отзывался. Он вспоминал отца в Гоши, где с ним вытворяли страшные вещи. Джон Грейди всегда считал, что он не хочет знать подробности, но теперь убедился, что ошибался. Он лежал в темноте, вспоминал отца и с горечью сделал вывод: к тому, что он успел о нем узнать, больше ничего не прибавится. Джон Грейди не думал об Алехандре. Он понятия не имел, что еще с ним стрясется, и решил воспоминания о ней приберечь напоследок. Поэтому он переключился на лошадей – сейчас этот предмет лучше всего подходил для раздумий. Потом кто-то снова включил свет, и после его уже не выключали. Джон Грейди в очередной раз заснул, а проснувшись, решил, что вокруг него сгрудились мертвецы и в их пустых глазницах скрывается то самое знание, которым, впрочем, никто и никогда не поделится. Потом он понял, откуда эти скелеты: в этой комнате, решил он, умерло очень много людей.
Дверь отворилась. Вошел человек в синем костюме и с кожаным чемоданчиком в руке, улыбнулся Джону Грейди и осведомился о его здоровье. Джон Грейди ответил, что чувствует себя отлично. Человек снова улыбнулся, положил чемоданчик на кровать, открыл его, вынул хирургические ножницы, толкнул чемоданчик к изножью кровати и поднял перепачканную кровью простыню, которой накрывался Джон Грейди.
Кьен эс устед?[110]
Человек удивленно посмотрел на него и сказал, что он врач. Потом он просунул ножницы под повязку, и Джон Грейди поежился от прикосновения к коже холодного металла. Разрезав бинты, врач отбросит их в сторону, и они оба с интересом уставились на швы.
Врач ощупывал швы двумя пальцами и одобрительно бормотал. Затем он обработал раны антисептиком, наложил новую повязку и помог Джону Грейди сесть. Потом он извлек из чемодана большой бинт и стал обматывать им пациента.
Положи руки мне на плечи.
Что?
Говорю, положи руки мне на плечи. И не волнуйся. Все будет в порядке.
Джон Грейди сделал, как ему было велено, и доктор закончил бинтовать его.
Буэно, сказал он, встал, закрыл чемоданчик и посмотрел на своего пациента. Я скажу, чтобы тебе прислали мыло и полотенца. Чтобы ты мог сам умываться.
Хорошо.
На тебе все быстро заживает.
Врач улыбнулся, кивнул на прощанье и вышел из комнаты. Джон Грейди не услышал лязга засова, но все равно бежать ему было некуда.
Затем его посетил человек, которого он ранее ни когда не видел. На нем было что-то вроде военной формы. Он не назвал себя. Охранник, впустивший его, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Человек подошел к кровати и снял шляпу, словно в знак уважения к раненому герою. Затем из кармана кителя он вынул расческу, провел ею по черным жирным волосам и снова надел головной убор. Когда ты сможешь ходить? Куда вы меня хотите отправить?
Домой.
Тогда хоть сейчас.
Человек поджал губы.
Покажи, как ты ходишь, сказал он.
Джон Грейди отбросил простыню, перекатился на бок, осторожно спустил ноги на пол. Затем он встал и, сделав несколько шагов по камере, повернулся и прошел обратно. Его босые ноги оставляли на гладких каменных плитах влажные следы, которые быстро исчезали, словно откровения об этом мире.
На лбу Джона Грейди появились капельки испарины.
Тебе и твоему приятелю сильно повезло, заметил посетитель.
Я как-то этого не почувствовал, возразил Джон Грейди.
Очень сильно повезло, повторил тот и удалился.
Джон Грейди спал, просыпался и засыпал вновь. День и ночь он различал только по завтракам, обедам и ужинам. Впрочем, ел он мало. Но однажды ему принесли половинку жареного цыпленка с рисом и разрезанную пополам грушу из компота, и он не торопясь наслаждался этим блюдом, смакуя каждый кусочек и сочиняя – и бракуя – сценарии того, что могло произойти – или происходило – за стенами тюрьмы Кастелар. Он порой задавался вопросом: не отвезут ли его куда подальше и не пристрелят ли.