117 
Катя пожала плечами:
— Тысячи женщин делают эту операцию — и ничего!
— А ты уверена, что ничего? — Таисия заглянула ей в глаза.
— В нашей стране аборты не запрещены, — поджала губы Катя.
— Государство не запрещает, так церковь запрещает.
— О-хо-хо. С каких это пор ты стала жить с оглядкой на церковь?
У Таисии лопнуло терпение:
— Ах, так! Ну так я тебе запрещаю! Поняла? Я не дам тебе убить моего внука!
Катя бросилась в свою комнату, Таисия ее догнала и насильно заставила сесть.
— Мама, оставь меня в покое! — выкрикнула Катя.
— Нет, не оставлю! Пока ты не выбросишь из головы эти глупости насчет аборта! — потребовала Таисия.
— Это не глупости, это мое самостоятельное решение! И я не намерена его с тобой обсуждать!
— Дочка, подожди, послушай меня! — Таисия сменила тон.
— У-у-у, мне надоело, — Катя отвернулась от матери, но слушала ее.
Таисия села напротив.
— Я никогда не думала, что придется объяснять своей дочери такие вещи. Мне это кажется… диким. Да, диким. Ведь нет ни голода, ни войны, никаких обстоятельств, которые могут помешать появиться на свет твоему ребенку.
— А то, что у ребенка нет отца — это не обстоятельство?
Таисия возразила:
— Катя, у ребенка есть мать. Это ты. Может быть, ты сейчас этого не понимаешь, не осознаешь, но поверь, пройдет совсем немного времени, и ты почувствуешь…
Вот этого-то я и не хочу допускать! Момента, когда начну что-то чувствовать, кроме тошноты! — она повернулась, с гневом и слезами глядя на мать. — Тебе хорошо, мама! Ты, наверное, меня никогда не поймешь?
— Почему же? Я очень хорошо тебя понимаю.
— Да? А у тебя когда-нибудь возникало желание сделать аборт? Нет?
— Почему ты мне задаешь такие вопросы? — Таисия отвела глаза.
— Скажи, мама, а у вас с папой могли бы быть еще дети?
Таисию почему-то охватило смятение:
— У нас с папой… нет. У нас с папой — только ты. И все.
Катя со слезами сказала:
— Вот видишь, мама. Я же говорила, что ты не сможешь понять меня. Ты никогда не была в роли женщины, которая ждет ребенка без мужа. У вас с папой была я, запланированный ребенок, рожденный в браке, единственный, всеми ожидаемый.
Таисия отвела глаза и тихо повторяла:
— Да, да, да…
— А почему я должна жить по-другому? — заявила Катя.
— Ты должна жить счастливо и не мучиться от ошибок, которые совершила сгоряча!
— А я не хочу начинать жизнь с обмана! Оставить ребенка — это значит обмануть Костю… Мама, я не знаю, что делать. Ты думаешь, я не понимаю, что аборт — это убийство? — Катя начала рыдать.
Таисия принялась ее успокаивать:
— Не будет аборта, не будет несчастья, девочка моя. Все образуется, моя хорошая.
— Но что же мне делать? — всхлипнула Катя. Таисия погладила ее по голове:
— Я уже тебе сказала, что делать. Люби Костю, живи с ним семейной жизнью. А потом… Потом ты сама забудешь, кто истинный отец.
— Разве можно это забыть? — изумилась Катя. Таисия грустно кивнула:
— Поверь, можно забыть и не такое. Ты не бойся, отец у ребенка обязательно будет. Все очень просто: в ближайшие дни получаешь своего Костю в постель, в ближайший месяц объявляешь ему о своей беременности и говоришь: Бог с ней, с пышной свадьбой. Отметим в узком кругу. Он радуется, носит тебя на руках. А когда малыш родится, скажем, что недоношенный. С врачами я договорюсь, дочка.
Катя потрясенно уставилась на мать:
— Мама, Господи. Как у тебя все просто. Таисия печально усмехнулась:
— Это не у меня, а у тебя. И не переживай, не ты первая, не ты последняя такой хитростью пользуешься. Все, звони Косте, ешь фрукты и иди, дыши свежим воздухом! — Таисия поднялась и принесла Кате телефонную трубку.
Катя подняла на нее глаза:
— Что, прямо сейчас звонить?
— Немедленно! — твердо сказала Таисия. Она сама набрала телефонный номер на трубке и протянула ее Кате.
* * *
Утром смотритель проснулся со стоном: болел раненый бок. Его стон разбудил Костю, он откинул покрывало, которое накануне набросил на себя.
— Что, Михаил Макарыч, болит рана-то?
— Болит, зараза, — проворчал смотритель.
— Сейчас, подожди, перевяжу ее. — Костя встал, потянулся и подошел к Родю осмотреть рану.
— Ты бы хоть таблетку какую дал, аптекарь. Грызет всю ночь, уснуть не могу.
— Ага. А кто храпел на весь квартал? Если бы тебя по храпу искали, Михаил Макарыч, давно бы уже нас замели, — Костя попытался осмотреть рану.
117 
