90 
— Ой, я не знаю, как это смотрелось со стороны. Но пойми, папа, когда человеку плохо, бросаешься ему помогать и совершенно не думаешь, как это смотрится со стороны! В конце концов, искусственное дыхание рот-в-рот, которое делают утонувшему, тоже можно принять за поцелуй.
— И ты что, делала Алеше искусственное дыхание? Катя продолжала свою игру:
— Не издевайся! Нет, конечно… Но я… могла позволить себе какие-то вольности. Расстегнула ему рубашку, например… Но только для того, чтобы ему было чем дышать! Чтобы обеспечить свежий воздух! Или я об этом тоже должна была спрашивать Машу? А Машу, как будущего врача, совершенно не красит тот факт, что она сбежала от больного!
— Вот это ты уже зря сказала. Как же ты похожа на свою мать! — осадил ее Буравин.
Катя возмущенно воскликнула:
— Ты что, не веришь мне? Или со мной ты тоже развелся? Мне, родной своей дочери, ты не веришь! Эх ты, папа!
Буравин угрюмо смотрел на нее:
— Я бы тебе поверил, но есть еще один свидетель событий. Его мнение ты не хочешь послушать? Полина! Можно тебя на минуту? — позвал он, и в комнату вошла Полина.
— Катя, и ты, и я знаем правду, — сказала она. — Мне кажется, что сейчас еще не прошел момент, когда все можно исправить. Ты попыталась все разрушить между Алешей и Машей. И ты же должна теперь все исправить.
— Я не понимаю, Полина Константиновна, что вы от меня хотите! — Катя притворно удивилась.
Полина посмотрела ей в глаза:
— Прекрасно понимаешь. Ты оказалась в Алешином доме не случайно, я еще не знаю, что ты сказала Маше, отчего бедная девочка убегала, не видя дороги!
— Я сказала? — взвилась Катя. Полина отмахнулась:
— Сказала, сделала… Катя, я думаю, что сейчас тебе не оправдываться нужно, а искать выход из положения. Эх, как тебе не стыдно! Ведь ты потом сама будешь раскаиваться, но будет поздно. Я понимаю, Маша тебе не нравится. Это девушка, как ты считаешь, не твоего круга. Но ведь Алеша — брат твоего жениха, Кости. Как, кстати, Костя относится к тому, что ты прибегаешь вечером к Алексею? Мне кажется, ты уже играла в эту игру, девочка. Тогда было все с точностью до наоборот. А теперь… Тебе не кажется, что ты чересчур увлеклась этой игрой?
— Не делайте из меня виноватую! Вышло недоразумение! — закричала Катя.
— Пусть. Но результатом твоего недоразумения стал разрыв Маши с Алешей. И будет правильно, если ты их и помиришь.
— Я? Да что вы говорите! Полина твердо повторила:
— Да, Катя. Ты должна пойти к Маше и все ей объяснить, рассказать, как было на самом деле.
Буравин подключился к разговору:
— Ты должна это сделать, дочка.
— Я — к Маше? Вы что, хотите, чтобы я пошла к этой Маше и уговаривала ее не сердиться на Алешу? Нет, ни за что!
— Но если ты считаешь себя правой, тебе не сложно будет рассказать Маше, как все произошло, — сказала Полина.
Катя возмутилась:
— Именно потому, что я считаю себя правой, я не намерена оправдываться и доказывать… что я не верблюд!
— Тогда мне придется поговорить с Костей. А он — попытается все объяснить брату, — вздохнула Полина.
Катя задыхалась:
— Да вы… да вы… Полина Константиновна, да вы сами своих родных сыновей друг с другом лбами сталкиваете!
— Да, Полина. Костю, мне кажется, сюда вмешивать не нужно. — Буравин поддержал дочь.
— Как хотите, господа Буравины. Но я не намерена беречь нервы одного сына, когда второй теряет покой, здоровье и любимую девушку!
Катя подняла брови:
— Да я-то тут при чем! Не я вашего Лешу с Машей знакомила, и не я должна их мирить! Ясно?
— Ой, не кричи, пожалуйста, так громко, — попросил Буравин.
Катя начала рыдать:
— Как не кричи! Если самые близкие люди… если ты, отец, мне не веришь! Если ты обманываешь меня! Ты же обманом меня сюда зазвал.
— Как это? — переспросил Буравин.
— А так! Сказал, что маме надо деньги передать, а сам… — захлебывалась слезами Катя.
Буравин сухо ответил:
— Деньги — это без разговора. — И он потянулся за кошельком.
— Да не нужны нам с мамой твои деньги! И ты не нужен! Как-нибудь проживем без твоих подачек! И без твоих близких, которые сами между собой разобраться не могут, а нас виноватыми делают!
— Не обобщай. Кого — вас? — остановил ее Буравин.
— Ты же сам сказал, что я — вылитая мама! Что, это так ужасно, да? — Катя, плача, закрыла лицо руками. Буравин нерешительно шагнул к дочери, чтобы ее утешить. Обернувшись на Полину, он увидел, как она смотрит на него насмешливым взглядом: она в этот спектакль не верила. Буравин заколебался: с одной стороны, ему хотелось утешить страдающую дочь, с другой — его останавливал колючий взгляд Полины.
90 
