Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
46 
Нет, сад был все тот же — старый и величественный. Источник беспокойства находился внутри ее самой.
«Из-за Джимми? — спросила она себя и поняла, что нет, не из-за него. — Может быть, мама…» — и снова покачала головой: маму она знала как облупленную, и к ее проповедям давно привыкла.
Нэнси попыталась понять, что не так, и вдруг осознала, что ее гложет беспокойство, почти страх — непонятный, а от этого недоступный для преодоления и еще более противный; так, если бы на нее, со всеми ее грехами, прямо сейчас взирал с небес сам господь бог.
Нэнси натужно рассмеялась и пошла через сад. Пожалуй, страх перед богом должен был стать самым сильным страхом человечества, ибо господь, если он и впрямь таков, каким его описывают, — единственное действительно непреодолимое препятствие на пути человека к абсолютному своеволию.
Нэнси криво усмехнулась и сорвала с нависающей над тропинкой ветви листок. Будучи воплощенным своеволием сам — гневным и нетерпеливым, — бог создал человека в точном соответствии с собой — что называется, «по образу и подобию». Но вот своеволия своих тварей он почему-то не терпел, предлагая людям унылую альтернативу бесконечного терпения и смирения. Надо полагать, он и сейчас взирал на Нэнси с небес своей беспредельной гордыни, размышляя, какой страшной казнью будет карать столь схожую с ним самим Нэнси, когда она попадет к нему в лапы… то есть в руки, конечно.
Нэнси остановилась, посерьезнела и, решительно тряхнув головой, лишь значительным усилием воли развеяла это наваждение.
«Чертовщина какая-то!»
***
Салли успокоился, лишь когда увидел Нэнси вдвоем с весьма похожей на нее хозяйкой огромного дома и догадался, что она приехала отдыхать к матери. Он прекрасно видел и то, как эта шлюха сидит на скамье, и то, как она лежит в гамаке, и только когда она вскочила и стремительно двинулась по тропе, потерял ее из виду и, вздохнув, опустил в срочном порядке и на последние деньги купленный в магазине бинокль.
«А ведь эта шлюха — гордячка…» — внезапно подумал он, чувствуя, как по всему его телу разливается сладостная истома Предчувствия.
У него еще никогда не было гордой шлюхи. Те, что проходили через его руки, с самого начала были готовы если не на все, то на многое… но теперь… — Салли потянулся, расправляя затекшие от долгой дороги члены, и вернулся с залитого ярким солнцем балкона в только что снятую по соседству с домом матери этой шлюхи комнату — теперь все будет иначе.
Он вдруг подумал, что, вообще-то, мистер Левадовски почти во всем оказался прав. Именитый доктор сразу, с первого сеанса пообещал Салли, что, если тот будет выполнять все, что ему говорят, и, невзирая на дороговизну терапевтических сеансов, не пропустит ни одного, у него настанет совсем другая жизнь: умные, красивые женщины, хорошая работа и даже — ты не поверишь! — уважение.
Салли улыбнулся. Предсказания сбывались одно за другим. Работа уже — лучше не надо, умная и красивая подруга — вот она, рукой подать, а уважение… что ж, когда-нибудь придет и уважение… дай только срок.
***
Операция «Сеть» уже вовсю набирала обороты, когда на стол начальника местной полиции положили полученные из хьюстонской лаборатории сводные результаты последних экспертиз. Бергман взял в руки отчет, сразу же заглянул в конец и оторопел. Эксперты недвусмысленно утверждали: тот, кто порезался битым стеклом и во множестве оставил свои «пальчики» в разгромленном офисе «Маньяни Фармацевтик», и тот, кто поджег школьную канцелярию, — одно лицо. И это — женщина!
Бергман непонимающе затряс головой. Его собственный сержант Джимми Дженкинс настаивал на том, что автоматом на выходе из здания школы ему угрожал невысокий, плотный и очень подвижный мужчина!
Более того, представить, что устроить погром офиса могла женщина, Бергман категорически не мог! Он лично видел, что там камня на камне не оставили!
— Чертовщина какая-то… — растерянно пробормотал начальник полиции и углубился в изучение дальнейших выводов хьюстонских экспертов.
И вот дальше все было понятно. Эксперты однозначно утверждали, что колумбийскую проститутку Марию Перес и местного хулигана Джона Биллингема также убил один человек, но это, по крайней мере, был мужик; судя по характеру ранений, около пяти с половиной футов росту, физически крепкий.
Итого у Бергмана отчетливо вырисовывались две слаженно взаимодействующие фигуры, женщина и мужчина; она — обычная погромщица и наводчица, а он — непосредственный исполнитель убийств и ее охранник. Она громит офис, он убивает взявшего итальянские деньги мальчишку шилом. Она поджигает канцелярию и уходит, а он, прикрывая ее отход, угрожает Дженкинсу автоматом.
46 
