50 
***
Мэр позвонил Бергману сразу же, как только узнал, что операция по задержанию рядовых членов мафии развернулась вовсю, то есть в четыре утра.
— Ты представляешь, во что ты меня втянул? — холодно поинтересовался мэр.
— Вполне, мистер Тревис, — на всякий случай отодвинул трубку от уха Бергман.
— Но ты же их всех уже к обеду отпустишь! — не выдержал и рявкнул во все горло мэр.
— Не всех, — не согласился Бергман. — Три-пять процентов я все-таки возьму в оборот, мистер Тревис.
— И что дальше?! — заорал мэр. — Что будет дальше, я тебя спрашиваю?!
— А дальше будет законность, — по возможности спокойно произнес Бергман. — Как вы и требовали.
В трубке воцарилось молчание. Мэр, конечно же, понимал, что Бергман вовсе не простак, и если уж что-то делает, в этом должен быть какой-то смысл.
— Ладно, черт с тобой. Но не дай бог, если ты ситуацию не удержишь! Вылетишь первым.
В трубке пошли короткие гудки, а Бергман сел за стол и начал переосмысливать ситуацию, просчитывать разные варианты, а к девяти утра начал выходить на своих коллег из соседних округов.
— Здорово, Джеймс, я тут «сеточку» закинул. На мелкоту. Не поддержишь?
Как правило, коллега начинал расспрашивать, торговаться и в конце концов соглашался.
— Ладно, Тедди. Но ты сам знаешь, у нас — не у вас, наркотиками, кроме хиппи, почти никто не балуется… Так что брать, считай, некого…
Бергман понимающе улыбался.
— Это я знаю… но думаю, если в твою сеточку два десятка колумбийцев или итальянцев ненароком залетят, тебя с работы не снимут?
На том конце провода начинали хихикать, и чаще всего это означало признание того факта, что за колумбийцев с работы не снимают. И только встречая решительное сопротивление, Бергман сам сдавал назад.
— Ладно. Пусть будут хиппи.
***
Салли поставил машину в широком пологом овраге, находившемся от пиццерии футах в трехстах. Вытащил и тщательно проверил все свое снаряжение и под защитой темноты меньше чем за час прокрался почти к самому костру.
Его шлюха сидела возле костра и то плакала, то глупо, истерически хохотала. Собственно, здесь все были «под кайфом» — и заросший бородой по грудь парень, и две его подружки с длинными, заплетенными в тощие косы волосами, а уж тот, чьи босые ноги торчали из палатки, судя по их абсолютной неподвижности, был и вовсе невменяем.
Салли язвительно улыбнулся. Лично он не употреблял наркотики никогда, даже когда недолгое время жил в Нью-Йорке, но вот к чему это приводит, видел частенько, а потому был уверен: еще час или два, и он сможет взять ту, за которой пришел, голыми руками. А может быть, даже и раньше.
Он переполз к росшей неподалеку группе мелких кустов и расположился поудобнее. Доктор Левадовски всегда говорил, что если человек не будет создавать себе ненужных трудностей, любое дело станет проще втройне. И Салли был склонен с этим согласиться. Док вообще частенько говорил по-настоящему мудрые вещи.
«Салли, — расхаживая по кабинету со скрещенными на груди руками, говорил он, — ты способен на большее…»
Или вот: «Помни, Салли, ты не должен умалять себя только потому, что кто-то показался тебе сильнее или успешнее… я тебя заверяю, копни глубже, и тебе сразу станет ясно, как люди вокруг тебя несовершенны…»
Никто и никогда не говорил Салли таких слов, и только благодаря этой постоянной поддержке он и отваживался пробовать еще и еще, «копнуть» этих шлюх поглубже, с каждым разом убеждаясь все больше и больше в том, что доктор прав, — действительно он и лучше, и сильнее каждой из них. Наверное, именно поэтому даже пятидесяти долларов за часовой сеанс было совсем не жалко.
И только однажды док дал маху, вскользь упомянув о том, что не поддерживает насилие власти над человеком, даже если человек не совсем той социальной ориентации.
Салли категорически не согласился. Он слишком хорошо помнил историю о том, как Моисей — святой человек, один из первых провозвестников бога, лично убил три тысячи язычников, наверняка таких же, как эти хиппи, — грязных, вечно обкуренных, вечно живущих в свальном грехе, а главное, поклоняющихся черт знает кому!
«Нет, мистер Левадовски… — покачал тогда Салли головой. — Вы как хотите, а я человек богобоязненный и таких вещей никак простить не могу…»
И вот надо же… — Салли прекрасно почувствовал это… — именно с того момента мистер Левадовски его даже как-то зауважал.
***
Шевеление у костра помаленьку затихало, и наступил момент, когда Салли понял: пора. Бородатый полностью отключился, одна из его подружек уползла в палатку, вторая не подавала никаких признаков жизни уже с четверть часа, а по праву принадлежащая ему шлюха лежала на боку, уютно поджав ноги к животу и по-детски сложив ладошки под щекой.
50 
