Херонимо перевел и это. И через две недели непрерывного введения все новых и новых ограничений, когда целых четырнадцать непосед отправилось в руки мамелюков, а все остальные поняли, что с ними не шутят, Бруно приступил к основному.
— Ваша главная беда — личная привязанность мужчин и женщин друг к другу, — почти процитировал он слова книги брату Херонимо.
Тот растерянно моргнул, и Бруно уточнил:
— Брак по привязанности — это как заклинившие шестеренки, что с ними ни делай, они будут держаться вместе. Так?
Монах растерянно кивнул.
— Но нам-то нужно, чтобы они вращались! Так?
Брат Херонимо криво улыбнулся:
— Ну… в общем, да.
— Смотрите, что он пишет, — раскрыл Бруно одобренную Папой книгу Кампанеллы. — Женщин полных следует сочетать с худыми мужами, а худых — с полными, дабы они хорошо и с пользою уравновешивали друг друга.
Брат Херонимо молчал.
— Хорошо и с пользою! — яростно повторил Бруно. — Вы меня понимаете?!
— Они не согласятся… — выдохнул монах.
— Значит, пойдут за частокол, — отрезал Бруно. На следующее утро всех индейцев выстроили в две шеренги одна напротив другой: мужчины справа, женщины слева.
— Пусть разденутся по обычаю древних спартанцев, — процитировал Бруно одобренную Папой книгу.
И понимающий, что с руководством Ордена, кто бы за «гостем» ни стоял, не поспоришь, Херонимо грозно и протяжно принялся кричать на индейском.
— …а если кто не хочет подчиняться, — за частокол!
Индейцы замерли, и стало так тихо, что было слышно, как шумят гигантские кроны далеких, там, за частоколом, деревьев.
— Ну?! — рявкнул Херонимо. — Кто смеет возразить воле наместника Христа на земле?! Кто хочет к мамелюкам — на корм псам?! Я никого насильно не держу!
И тогда индейцы стали раздеваться — один за другим.
Амир двигался от поселка к поселку и везде встречал понимание. Земледельцы понимали, что если Орден изгнать, то земли редукций с уже готовыми рабами можно будет переделить. Конезаводчики и скотоводы мечтали об устранении самого опасного конкурента. Купцы яро ненавидели Орден за право плавать под чужими флагами и провозить товар безо всяких пошлин. И все они слишком хорошо помнили и кровавую расправу после провала восстания комунерос, и то, что вытворяли над ними люди Церкви в Европе. А потом Амир встретился с голландцами и англичанами и понял, что можно начинать.
— И сколько общин уже готово выступить против Ордена? — осторожно поинтересовались они на первой же встрече.
— Все, — рубанул рукой воздух Амир.
— А сколько людей готовы встать под ружье?
— Было бы это ружье! — рассмеялся Амир.
И вот здесь евангелисты улыбнулись.
— Будет… — закивали они. — Что-что, а уж оружия мы вам привезем, сколько надо. Слава Папе, все его лучшие оружейники давно уже на нас работают.
Иосиф не находил себе места. Алмазы были — вот они, под боком! Он лично отыскал шесть штук не слишком чистых, но на удивление крупных камней. Однако без вложения серьезных средств организовать добычу было нереально. А вкладывать средства без политических гарантий амстердамские евреи не собирались — слишком уж хорошо они помнили, что такое Орден. Так что, когда его свели с голландцами, Иосиф уже прошел и через досаду, и через ярость, и даже через отчаяние.
— Есть дело, — прямо сказали голландцы. — Комунерос хотят оружия, но здесь на побережье слишком уж много агентов Ордена. Не поможешь?
— И сколько вы хотите закинуть?
Голландцы переглянулись.
— Ну, для начала тысяч десять стволов. Оплату обговорим… то, что работа опасная, мы понимаем.
Иосиф прикрыл глаза. Он знал, насколько длинные у Ордена руки, но чувствовал: вся его судьба решается прямо сейчас.
— Идет, — решительно кивнул он. — Я перекину столько, сколько надо.
А тем же вечером, памятуя об агентах Ордена и понимая, что ни одному белому в такой ситуации доверять нельзя, собрал шестерых своих рабов под навесом и сказал все как есть:
— Есть работа. Кто выживет, получит волю. Кто согласен?
И рабы, — что черные, что красные — один за другим делали шаг вперед.
«Сырое железо» населения редукции медленно, но верно разогревалось. Едва индейцы разделись, монахи прошли вдоль шеренг и на глазок определили, кто способен, а кто вял к совокуплению — строго по рекомендациям доминиканца Кампанеллы. Затем обсудили, какие мужчины и женщины по строению своего тела более подходят друг другу, перетасовали в нужном порядке и так же, двумя семенящими шеренгами, погнали к храму.