63 
— Эй, ты! — ещё громче заводил он. — Ваше преосвященство! Вы живы?
На «преосвященство» я могла откликнуться:
— Да ты что! Уже три дня, как померла!
— А почему тогда говоришь? — с явным интересом задал он вопрос, похрюкав до своему обыкновению.
— А это не я говорю! Это моя душа! Сегодня в полночь в виде привидения я приду пугать тебя!
— А почему меня? Пугай шефа!
— Его же нет!
— Дав вернётся через неделю! Не можешь подождать?
— Ладно, только ради тебя! Начну с шефа…
Пока мы переговаривались, он спустил корзину. Подняв её обратно, обнаружив, что нету кувшина, и встревоженно заорал:
— Эй, ты!
Я упорно молчала.
— Эй, ты! Чего молчишь? Отвечай, черт возьми! Где кувшин?
Я продолжала проявлять стойкость, а он не унимался:
— Эй, ты там! Черти бы тебя побрали! Ваше преосвященство!
— Ну что? — мрачно отозвалась я.
— Где кувшин? Отдай кувшин!
— Не могу! Разбился!
— Перестань валять дурака! Мне отчитаться надо. Черепки отдай!
— Не могу! Я на него села, и от кувшина остались лишь мелкие осколки. Ради твоих прекрасных глаз я не собираюсь копаться в грязи. А докладывать не советую!
— Почему?
— Нагорит тебе от шефа! Лучше помалкивай. У тебя что, другого не найдётся?
— О боже, боже! — в отчаянии простонал он, явно не зная, на что решиться. — Если не отдашь кувшина, больше не получишь воды!
— Дело твоё! От жажды помирают скорее, чем от голода.
— Ну, погоди! Ты у меня попляшешь…
Кувшина я сразу не разбила, решив, что сделаю это, когда понадобятся, а пока поставила его в угол вместе с запасным светильником.
Да следующий день сторож спустил пустую корзинку. На него нетерпеливые «эй, ты» я не отвечала, и корзина напрасно подпрыгивала и стукалась о мокрый пол. Наконец, сверху послышалось:
— Ваше преосвященство!
— В чем дело? — Теперь я сочла возможным отозваться.
— Сначала верни кувшин, тогда получишь еду!
Сегодня мне не хотелось с ним спорить. Устала я страшно, сказывалось постоянное недоедание, да и нужды во втором кувшине не было. Я положила кувшин в корзину и через минуту получила хлеб, воду и сигареты. Молча вынула их из корзины.
— Ваше преосвященство! — заревела дыра. — Как чувствуешь себя?
— А тебе какое дело? Хорошо чувствую.
— Тогда почему не говоришь ничего?
— Я обиделась на тебя. Ты меня третируешь! Вот погоди, бог тебя покарает!
Сторож счёл нужным оправдаться:
— Ведь мне так велят! Если не буду выполнять приказаний, меня убьют. Велели отбирать у тебя кувшин, я и отбираю. Неужели мне кувшина жалко?
— Ну, ладно, подумаю, может, завтра и прощу тебя…
В последующие за этим дни я метр за метром вгрызалась в стену. Дело шло медленней, чем я рассчитывала, так как попался крупный камень, который занял у меня несколько часов. Когда извлекла его из стены и откатила к дверям камеры, я совеем без сил рухнула на пол. Зато ближайшее окружение этого гиганта удалось извлечь без особого труда. Ещё один большой и очень длинный камень, уходящий на большую глубину в стену, почему-то выскочил сам, что очень подняло моё настроение.
Кроме выковыривания раствора крючком, я использовала также метод расшатывания и обстукивания камней, поэтому очень следила за тем, чтобы сторож не услышал никакого подозрительного шума. Он появлялся обычно около десяти. Постепенно он привык титуловать меня «преосвященством» и отказался от попыток путём угроз и шантажа вернуть задержанный мною кувшин. Следовало внести какое-то разнообразие в наши взаимоотношения.
— Не называй меня «Ваше преосвященство»! — категорически потребовала я в один прекрасный день. — Так обращаются только к кардиналам.
— Дак ты ведь сама так хотела! — удивился сторож. — А как тебя теперь называть?
— Ваше королевское величество!
Дыра тотчас же отозвалась радостным похрюкиванием и поинтересовалась:
— А почему «королевское»?
— А потому что мне так нравится. Имею я право, в конце концов, хоть на какие-то радости в этой могиле?
— Шеф завтра возвращается! Если захочешь — выйдешь отсюда. Но лучше не выходи, мне скучно будет!
— Не волнуйся, мне здесь нравится!
На самом же деле настало очень тяжёлое время. Я чувствовала, что меня надолго не хватят. Правда, тяжёлый труд приносил даже некоторую пользу здоровью, но эти камни вместо постели, эта промозглая, затхлая атмосфера подземелья… Я чувствовала, что пропиталась ею насквозь. В моем воображении то и дело представали картины всевозможных засушливых районов земли: и тех, что я видела собственными глазами, и тех, о которых только читала или слышала. Жаркое солнце освещало пески Сахары, Белую Гору с её нескончаемыми дюнами, Блендовскую пустыню, а также пустыню Гоби, сухие сосновые боры под Варшавой… Неужели когда-то мне могло быть слишком сухо или жарко? В пустынях мне виделись также различные продовольственные товары и отдельные предметы мебельных гарнитуров, разумеется мягкие. Сесть бы сейчас в мягкое кресло… Лечь в удобную постель… В с_у_х_у_ю постель!
63 
