очень нудно 
78 
Ни Кузин, ни сам Краевский, ни даже начальник лагерной охраны за мной не придут. Пришлют, скорее всего, кого-нибудь из рядовых охранников. Пришлют наверняка одного охранника, поскольку у охраны сейчас дел очень много и каждый человек на счету…
«Ты не должна нервничать, – сказала я самой себе. – Сиди и жди! За тобой скоро придут, чтобы вывести из лагеря и отдать в руки Краевскому…»
В том, что так оно и будет, я не сомневалась, однако сидеть спокойно и ждать, в то время, когда к лагерю подбирается лесной пожар и деревянные бараки вот-вот должны загореться, было чрезвычайно трудно… Чувствовала я себя, словно спортсмен перед стартом.
Не могу объяснить, на что я надеялась. Вряд ли мне удастся ускользнуть от Краевского. Вряд ли он допустит, чтобы мне удалось связаться с МЧС. Полковник Краевский, без всякого сомнения, был профессионалом, а профессионалы таких ошибок не совершают. Он выпустит меня из своих рук не раньше, чем добьется всех своих целей. Если вообще когда-нибудь выпустит…
Единственное, что подводит иногда профессионалов, – инерция мышления. В тех случаях, когда дело касается людей, с которыми они работают… Профессионалу трудно порой представить, что рядовые исполнители – живые люди. Каждую операцию он примеривает на себя и исходит из того, как он выполнил бы то или иное задание. И уже после этого начинает требовать такого исполнения от других – четкого и безукоризненного…
Я поняла, что у меня есть единственная возможность освободиться от опеки Краевского – используя то недолгое время, когда меня будут вести из карцера к машине, которую пришлет за мной Краевский. Впрочем, скорее всего, он сам приедет в лагерь. Ведь, кроме меня, у него здесь есть еще одна забота. Уничтожение заключенных – дело ответственное, нужно провести его чисто, безукоризненно, не оставив ни одного свидетеля… Вряд ли Краевский доверит эту операцию целиком Кузину…
Я сидела в полной темноте и напряженно прислушивалась ко всем звукам, доносящимся снаружи… Но карцер был сделан добротно. Несмотря на то что дерево – хороший проводник звука, до меня не доносилось практически снаружи ни звука. Тишина – еще один способ воздействия на психику. Темнота, тишина, одиночество – так человека можно свести с ума… Можно сломить его волю, можно добиться от него всего, чего ты хочешь.
Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем в коридоре раздались торопливые шаги. Я была уверена, что это – за мной. От нескончаемого ожидания я была на взводе. Хотя и отдавала себе отчет, что реально прошло всего, может быть, минут десять-пятнадцать… В тишине и темноте быстро теряешь всякое представление о времени. Оно как бы останавливается…
Звук шагов поравнялся с карцером и затих, сменившись звяканьем ключей.
Я припомнила, как меня вели в карцер, и поняла, что у меня есть минуты три, максимум три с половиной, в течение которых я могла бы решить вопрос освобождения от опеки Краевского…
Дверь со скрипом распахнулась, и в мою темницу ворвался тусклый свет из коридора. Сильно запахло дымом. Видно, пожар был уже совсем близко…
– На выход! – скомандовал мне охранник.
Насколько я смогла рассмотреть его в тусклом свете тюремного коридора, это был очень худой, высокий мужчина лет сорока пяти, впрочем, я могла и ошибиться с возрастом… В правой руке он держал автомат, в левой – связку ключей, наручники и карманный фонарик… Лицо усталое и изможденное… Взгляд тусклый.
«Наркоман?» – мелькнуло у меня в голове.
Но движения его были четкими и точными, никакой замедленности и незавершенности жеста, свойственных наркоманам. Нет, этот человек не наркоман…
Я тянула время, которое необходимо было мне, чтобы понять, кто стоит передо мной, и не выходила из карцера, медлила.
– На выход! – повторил он нетерпеливо и осветил меня лучом карманного фонарика.
Я на мгновение ослепла от яркого света, блеснувшего мне прямо в глаза… И вдруг услышала характерное покашливание…
Этот человек – болен! У него – туберкулез, готова спорить на что угодно. Этот легкий, но неотвязный кашель в сочетании с изможденным лицом, худощавостью ясно говорят о туберкулезе. Подхватить туберкулез от заключенных – проще простого…
А его тусклый взгляд свидетельствует, что болезнь его воспринимается им как проблема. Отнюдь не наплевательски относится он к своему здоровью. Хочет пожить дольше. Потому и расстроен. Смерти боится. Каждый человек боится смерти. Но большинство – абстрактно ее себе представляют. И не могут себе даже представить, что настанет когда-нибудь момент и смерть приблизится вплотную. А вот те, с которыми она уже рядом, вынуждены жить, предполагая, что каждый день может оказаться последним…
78 
