Они очень хотели, чтобы столичный гость увидел: им, вздымающим брызги, фыркающим, война никак не мешает наслаждаться жизнью. Они хотели, чтобы гость разделил с ними это наслаждение. Тут была своя правота и своя логика, однако сидевший у стены гость, одетый в старые джинсы и серую футболку (когда-то угольно-черная, под злым летним солнцем она выцвела в две недели), имел свою правоту и логику. Гость понимал, что плавать в бассейне с целебной водой после нескольких месяцев активного братоубийства — это очень круто. Но сам в такой ситуации расслабиться не мог.
Я работал не для того, чтобы одна группа чеченов победила и уничтожила другую группу чеченов. Я работал, чтобы чечены успокоились и совсем перестали уничтожать друг друга.
Я ходил по коридорам мэрии, имея на лице злое выражение, означавшее: «Какого черта вы тут устроили?» Жить среди войны, игнорируя ее, не замечая, принимая ее как явление природы, могли только местные — я же, прилетевший за тысячу километров, не собирался разделять их браваду; я не хотел «сражаться плечом к плечу» и «мочить в сортире», я не желал становиться чьим-то «братом по оружию».
Любого, самого обаятельного и красивого, самого камуфлированного, самого вооруженного я был готов взять за шиворот и сказать, развернув лицом к руинам: «Смотри, что ты сделал со своей землей, со своим городом».
Бассейн меня поразил, да. Но плавать в нем я не смог бы при всем желании.
Потом ужинали. Отказываться от еды и водки я не стал — это было бы серьезным оскорблением для хозяина дома.
— Странный ты, — сказал Сулейман. — Кушаешь мало. Плавать не хочешь. Зачем тогда приехал?
— Ты пригласил — я приехал.
— Не конкретно сюда. Вообще в Чечню? Зачем?
— Извини, Сулейман, — ответил я. — Бассейн твой — серьезный. Клянусь, такого бассейна я не видел даже на Рублевке. А зачем приехал — скажу, когда нальешь.
Мне тут же налили.
— Приехал, — я поднял стакан, — чтоб узнать одну вещь важную. Один вопрос имею — он мне покоя не дает. Много лет ходил, думал, не знал ответа. Очень важный вопрос. И сейчас ты мне на него ответишь.
За столом притихли.
— Можно ли перепить чечена?
Сулейман захохотал, спустя мгновение — остальные. Перебивая друг друга, комментировали с гордым благодушием:
— Перепить чечена!
— Забудь!
— Э, смотри, что захотел!..
— Сабардия, — сказал Сулейман. — Тихо вы. А пусть попробует.
Дальше стали пить, активно закусывая хлебом и огурцами. Я то веселился, то замолкал, борясь с желанием закурить. Если много пьешь, лучше не курить — развезет сразу, и соревнование будет проиграно. На исходе часа я и так отстал на один стакан и понимал, что в лучшем случае добьюсь почетной ничьей.
Или вдруг трезвел и тогда начинал думать, что теряю время. Злился даже. Все было неправильно. Я не смог наладить работу. Мне бы хотелось приезжать сюда чаще, но на меньшие сроки. Прилетел, за три дня собрал материал — и вернулся в Москву. Отвез видеокассеты на центральные телеканалы, сочинил комментарий — полетел обратно. Этот план, сначала казавшийся наилучшим, рухнул сразу же, еще весной. Здесь никто не понимал столичную спешку. «Подожди пока, — говорили мне. — Покури, чаю попей. Вечером поедем, посидим, покушаем, выпьем и нормально поговорим». При всей экзотике, при всем дурном романтическом милитаризме Чечня оказалась в первую очередь ужасно провинциальным местом.
— Перепить чечена, — повторил Сулейман. — Зачем тебе это надо? Я не фраер тоже, у меня высшее образование. Физически крепкий человек более устойчив к алкоголю. Мы люди сельские, крепкие. Свежим воздухом дышим, барана кушаем. Пьем редко, нельзя мусульманину пить. Но если пьем — тогда уже пьем. Вот как сейчас.
…Или, подумал я, кивая и глядя в черные глаза собеседника, надо перебираться сюда на жительство. Купить дом. Не навсегда перебраться — на год, на два года. Выучить язык. Правда, с ними трудно. Это Кавказ, в конце концов.
Вспомнил про скандал, устроенный два дня назад молодежью из охраны мэрии. Двое, повздорив, уже были готовы сцепиться; первый выхватил пистолет и приставил к ноздре второго, направив ствол вертикально вверх.
— Еще шаг, и стреляю!
— Стреляешь?? На тебе шаг!!
— Шагнул?? На тебе — стреляю!!
Пуля ушла в небо, скользнув по лицу мальчишки: пробила ноздрю, обожгла глаз и сорвала бровь.
Сулейман выбрался из-за стола, стянул с себя штаны, что-то крикнул товарищам и опять прыгнул в воду. Один из сидящих — молодой, без переднего зуба, с лицом хулигана — торопливо вышел и вернулся с магнитофоном. Включили, — зал наполнило быстрыми ударами барабана; я стал стремительно хмелеть и впал в транс; очнулся, когда хозяин дома — мокрый, оскаленный, почти счастливый — упал на стул рядом со мной, ударил ладонью по плечу.