очень нудно 
49 
– Постой-ка, – внезапно меня осенило, – ты говоришь, у Попова, кроме тетки, никого. Колесов тоже не женат, а из всех родственников у него только мать, да и та все больше в санаториях живет.
– Не при делах, значит, – Чехов одобрительно посмотрел на меня. – Верно мыслишь. Оба молодые, одинокие, крепкие… Чем Попов занимался, известно?
– Контрактником был. Из армии уволился, наведался к тетке и подался в Москву. Там, кажется, бизнесом занялся. А через несколько месяцев пропал, – пробормотал Колобок, усиленно размышляя о чем-то своем. – Точно, третий ведь тоже… – он тут же осекся.
– Что третий? – быстро спросил Чехов. Услышанное его так заинтересовало, что автомобиль круто вильнул в сторону. Сзади и сбоку возмущенно засигналили.
Крутиков вцепился обеими руками в спинку переднего сиденья, смущенно произнес:
– Да это я так… Нет, ничего.
Но полковник уже вцепился в него мертвой хваткой бультерьера и отпускать был не намерен.
– Так что третий? – медовым голосом повторил он, шаря взглядом вдоль дороги. – Сейчас куда-нибудь припаркуемся.
– Не надо парковаться, – попросил Колобок. – Я на работу опоздаю.
– Это не самое худшее, что может с тобой произойти, – изрек я, потирая ушибленную во время виража голову. – Крутиков, ты, это, завязывай тут… гм… крутить. Выкладывай свои тайны.
Колобок обреченно вздохнул.
– В общем, месяца два назад к нам в клинику поступил человек. Коллега привез. А привез именно в клинику, потому как с трудом, но вспомнил, что именно у нас человек этот месяцем раньше нервишки подлечивал.
– А почему вспомнил с трудом? У него что, тоже с памятью того? Нет, ребята, я все-таки припаркуюсь. Не боись, Вован, успеешь ты к своим психическим бедолагам, это я тебе гарантирую.
Приободренный столь дружеской формой обращения – двуличие Чехова в полной мере он познать еще не успел, даром что психиатр, – Колобок воодушевленно продолжил:
– С памятью у него, думаю, все в порядке, только пьян он был в стельку. Успешно провернул какое-то дельце, на радостях насосался под завязку, а вместо того, чтобы тачку поймать да спокойно до дома доехать, решил прогуляться малость. Но заблудился – пешком-то по городу ходить не привык. Забрел на какую-то железнодорожную станцию, какую именно, он потом вспомнить не смог. Смотрит – на рельсах мужик сидит. Ну а дальше примерно как с твоим приятелем. Мужик худющий и молчит все время. Но у него шрам характерный на лице оказался, по которому этот самый коллега его и опознал. На дорогу приятеля выволок, поймал тачку и – к нам. А там скандал устроил, потребовал самого крутого специалиста в соответствующей области, потому что у его приятеля, как он выразился, «крыша задымилась» – своих не признает.
– Блатной, что ли? – поинтересовался Чехов. Он уже остановился у обочины и теперь внимательно слушал рассказ Колобка, поводя ушами, как та лошадь, которую мне не так давно удалось увидеть первый раз в жизни с близкого расстояния, а потому разглядывал я ее во все глаза и запомнил надолго. Лошадь была восхитительной гнедой масти, с белыми «чулочками» на всех четырех ногах.
– Не знаю. Он вообще о работе предпочитал помалкивать, сказал только, что они коллеги. Заплатил он за несколько дней вперед, поэтому особенно его никто и не допрашивал. Я как раз дежурил…
– Везет тебе на такие случаи, – заметил я вскользь.
– Это точно, – согласился Колобок не без гордости. – В милицию, понятно, сообщать не стали – особых оснований не было. Да и кому охота лишний раз с этими… – Колобок прикусил язык, опасливо покосился на невозмутимого Чехова и вернулся к нейтральной теме. – Я до утра с ним провозился… Любопытнейший случай!
– Ты, тезка, не отвлекайся, – попросил я, в корне пресекая его попытку прочесть нам неминуемую лекцию по клинической психиатрии, – у тебя, друг мой, таких случаев уже три.
– Прямо эпидемия какая-то на нетипичные амнезии… – сказал Чехов, тщательно выговаривая явно новое для него словосочетание. – А этот третий действительно лечился в вашей клинике?
– Да, – с видимой неохотой подтвердил Колобок, внезапно потерявший к разговору всякий интерес. – Им Тарас занимался.
– Это еще кто?
– Коллега мой, Тарасов Эдуард Григорьевич.
– А, это такой мордастый, на бульдога похож? – припомнил я.
– Он самый.
– Не больница, а прямо малина какая-то, – изумился Чехов. – Кликухи у всех…
– Почему это у всех? – обиделся я. – У меня, например, нету.
49 
