очень нудно 
63 
— Если ты хотел произвести на меня впечатление, — осторожно сказала рыжая, — считай, что ты его произвел.
— Ерунда, — ответил Знаев, наслаждаясь. — При чем тут впечатление? Я хотел, чтоб ты порадовалась вместе со мной. За меня. Смотри. Это все — мое.
Он сделал несколько шагов по сухой, отутюженной бульдозерами земле. Сунул руки в карманы. Повернулся к Алисе, обхватившей себя ладонями за голые локти. Хрипло повторил:
— Это все — мое.
И немузыкально захихикал, опьяненный. Не самим собой, нет. Точнее, не всем в себе опьяненный — но, безусловно, опьяненный собственным могуществом.
— Что здесь будет? — спросила рыжая, поеживаясь.
— Магазин, — с апломбом ответил банкир. — Гипермаркет. Огромный. Поражающий воображение. Сотни метров прилавков и стеллажей. А там — самый ликвидный товар. Простой, вечный, всем понятный и всем известный. Валенки с галошами. Кирзовые сапоги. Ватники и телогрейки. Свечи. Керосин. Мыло. Спички. Нитки и иголки. Разумеется — водка… И спирт… Но — никакого пива! Абсолютно никакого пива. Воины пьют водку, а пиво мы оставим для жирных бездельников. Далее — медикаменты. Простейшие. Бинт, йод, стрептоцид, антибиотики. Элементарная посуда. Небьющаяся. Ложки — но не вилки. Ножи, но не столовые — охотничьи… Топоры — обязательно! В ассортименте! Топоры — это важно, без топоров никак… А надо всем, — Знаев указал перстом вверх, — очень высоко, выше всего и вся, практически в небе, будут полыхать красным цветом огромные буквы. «Готовься к войне». Таково название. Я сам его придумал. Я все это придумал сам, лично. — Он облизал губы и еще раз выкрикнул в пространство: — Готовься к войне! Нельзя проехать мимо магазина с таким названием. Нельзя, узнав о нем, хоть раз не побывать. Тут будут стоять очереди. Толпы. Готовься к войне! — Он перевел дыхание. — Разумеется, это призыв. Более того, это почти приказ. И даже не приказ — заповедь! Моя, Сережи Знаева… Но это — не призыв вооружаться и прятаться по домам. Это не призыв бояться и копить злобу. Это не призыв упражняться в ненависти к чужакам. Это призыв к мобилизации духа. Потому что, если тело может пребывать в покое, разрушаться и истлевать, дух пусть вечно бодрствует и сражается. Никакая другая идея, кроме идеи войны, не тронет русскую душу. Отсюда все и начнется. С красных букв в черном небе. Готовься к войне. Какой, к черту, бренд, какая торговля — здесь будет нечто большее, чем источник прибыли. Здесь будет храм надежды и доблести! Мудрости и упорства. В моей стране имеет надежду всякий, кто имеет свечу и топор.
— Мне холодно, — сказала Алиса.
— Что?
— Мне холодно. Давай ты закончишь свой рассказ в машине?
Она не выглядела восторженной. И даже заинтересованной. Она была задумчива и почти испугана. Некрасиво щурилась, и в потоках мертвенно-белого света ее лицо казалось старым. С расстояния в пять метров Знаев хорошо различал маленький прыщик на ее скуле.
Он опомнился. Ну да, конечно. Всего два дня, как ты с ней знаком. Ты притащил ее на продуваемый ночным ветром пустырь, который, если быть до конца честным, еще тебе не принадлежит; возбужденным орангутангом стал ты прыгать и ударять себя в грудь — смотри, каков я! слушай, что я изобрел!
Почему ты решил, что ей все это нужно?
— Извини меня, — попросил он, подходя ближе.
— Я замерзла.
— Сейчас бы пригодился мой пиджак, — пошутил Знаев. — Тот самый.
— Я хочу уйти отсюда. Побыстрее.
В машине он сразу включил обогрев. Приблизился мосластый Петруха. Спешил, видать, за похвалой, а то и за чаевыми, вон как ловко исполнил волю начальства, все рубильники правильно нажал, вовремя — но банкир только махнул рукой и тронулся.
— Отогрелась?
— Еще нет. Там так неуютно, на этом твоем поле… И еще… Только ты не обижайся…
— Я? На тебя? Никогда.
— Смотреть на тебя было… неловко. Я тебя таким еще не видела. Ты скакал, как дикарь…
— Может, я и есть дикарь. Иногда побыть дикарем — полезно.
Рыжая дрожала, сжимая ладонями плечи.
— Зачем тебе магазин? Тебе мало собственного банка?
— Банк — это одно. А магазин — это совсем другое.
— Ты обиделся.
— Нет, что ты… Совсем нет.
Он опять ей соврал, во второй раз за последние два часа. Он обиделся. Он ощущал разочарование, и оно было тем горше, чем сильнее его тянуло к этой женщине, а его тянуло все сильнее с каждой минутой. Если понимать любовь как взаимопроникновение душ, то люди, проживая свой век бок о бок, обязаны стать единомышленниками. Сплошь и рядом бывает иначе: он и она десятилетиями наслаждаются миром и согласием, не имея никакого родства помыслов.
63 
