очень нудно 
107 
«Вот черт, – подумал он. – Ментовский участок. Опорник, мать их. И кто меня сюда подбросил? Лежу, как подкидыш. И чудо еще, что меня не забрали. Если бы заметили, то тотчас бы – в психушку. В таком-то виде… А если сейчас меня кто-нибудь увидит. Стою тут, как статуя».
Григорий вдруг замер и выговорил это слово, будто пробуя его на слух:
– Статуя.
* * *
И тотчас картина всего произошедшего всплыла у него в сознании.
– Статуя!
Вот что он увидел тогда, в комнате у этой суки Маши – гипсовую статую – женское тело без рук, ног и головы. Точно такую же, о которой рассказывал ему… Колян его звали? Да, Колян. Брат Наташи – той самой Наташи. Они пили с дедом Паганини – Колян, Григорий и дед… Сумка!
Сумка!
При воспоминании о сумке Григорий застонал. Машки, наверное, и след простыл – с такими-то бабками. Вот так куш она сорвала. Несмотря на то что Григорий в этот момент ненавидел мерзкую клофелинщицу, которая сыпанула ему в пиво какую-то гадость, он в то же самое время испытывал что-то вроде зависти.
Такая незамысловатая операция – и такой куш!
«Ну нет, – подумал Григорий, пятясь в темень подворотни, – тебе это так не пройдет. Напоила, взяла сумку, одежду и… Наверное, с сообщниками подбросила меня прямо к ментовскому участку. Чтобы меня тут же забрали. Вот гнида!»
Он вышел из подворотни, покрутив головой, определил, где находится. Не так далеко от дома Паганини. И пошел по улице, шарахаясь от каждой тени.
* * *
Когда Григорий достиг комнаты Маши, то он почти полностью пришел в себя. Даже не задумываясь о том, заперта дверь или нет, он ударил ногой по непокрашенной филенке, и дверь распахнулась с треском – на косяке повис сорванный крючок.
Раздался женский визг, и Григорий перевел взгляд на кровать.
– Попались, – прошипел он, – голубки.
С кровати скатился длинноволосый парень и, мельком глянув на Григория, бросился к своей одежде, висящей на спинке стула.
– Сообщник, – догадался Григорий. – Тот мудак, который тащил меня к ментам.
Наверное, оттого, что сообщник оказался таким тщедушным, Григорий почти успокоился, он теперь даже с некоторой иронией во взгляде наблюдал за тем, как парень лихорадочно натягивает на себя одежду. Да он-то что – он всего лишь орудие, так сказать. А вот Маша…
– Это мой муж, между прочим! – верещала Маша, даже не пытаясь прикрыть свою наготу. Григорий отчетливо видел вытатуированную розочку со змеей на ее обнаженной груди. – Я сейчас мусоров вызову!! Ты кто такой вообще? Я тебя не знаю, вали отсюда, псих!
Длинноволосый парень, с ног до головы покрытый разноцветной татуировкой, которого Маша называла своим мужем, молчал и лихорадочно натягивал брюки.
Григорий снял с себя злополучную розовую ночную сорочку. Его вещи, почищенные и выглаженные, очевидно, приготовленные для продажи, лежали в двух шагах от него – на старинном стуле с высокой спинкой. Почищенные и выглаженные – сколько же времени он был в отключке? Часа четыре, не меньше. Там же стояла и сумка. Первым делом Григорий кинулся к сумке, открыл ее и, убедившись, что содержимое на месте, облегченно вздохнул. Рядом стояли и две другие сумки, а в комнате царил беспорядок – Маша явно собиралась съезжать отсюда.
– Не успели, – констатировал он. – Свалить хотели? Думали, меня мусора уже поластали, а у вас есть время потрахаться?
– Пошел ты! – взвизгнула Маша.
Григорий надел брюки и, не обращая внимания на верещавшую Машу, окинул взглядом комнату.
На кухонном столе лежал огромный столовый нож. Маша перехватила его взгляд, кинулась было к столу, но Григорий ее опередил.
Подхватив нож, который на вид был замечательно острый, он приставил острие к горлу остановившейся столбом у стола Маши.
– Я не в претензии к тебе за то, что ты заманила меня к себе, – заговорил Григорий, глядя на вздрагивающую синюю жилку на горле Маши, – опоила каким-то дерьмом, от которого я потерял память, стащила сумку и вещи и выбросила меня с чьей-то, кстати, помощью, – тут парень вздрогнул, Григорий перевел на него взгляд, – с чьей-то помощью выбросила меня черт знает куда… Мне от тебя нужно узнать только одну-единственную вещь…
Длинноволосый, полностью облачившись – вплоть до старой потрепанной куртки и грязных ботинок, – стал медленно отходить к двери.
– Я пойду, – негромко сказал он, не сводя глаз с ножа в руке Григория, – ваши проблемы, вы и разбирайтесь… Пока…
И он исчез, не потрудившись даже закрыть за собой дверь.
107 
