– У… Уехали, – сказал Серый, – я не знаю, куда. Кажется, что-то праздновать.
– Праздновать? – Серому показалось, что незнакомец несколько встревожился. – Что праздновать?
– Не знаю, – проговорил Серый и дернулся от нового удара – в правое плечо.
На этот раз Рустам размахнулся основательно, и удар получился очень сильным и болезненным. Мышцы Серого мгновенно свело, тело скрючила боль, а правая рука потеряла всякую чувствительность.
– Подумай хорошенько, – предложил Рустам.
Серый не стал больше испытывать судьбу.
– Они, – глотая ртом воздух, выговорил он, – в ресторан поехали. В «Российский». А чего праздновать, никому не говорили. Пацанов с собой не взяли. Взяли только новую команду: Петрович там главный, в этой команде. Мне тоже странно показалось, что пацанов не взяли гулять. Они всегда всей толпой гуляли. А по какому поводу, не говорили.
Рустам снова замахнулся.
– Не говорили, – заскулил Серый.
– Эй! – раздался вдруг громовой голос за дверью туалета. – Кто там заперся-то? Час уже сидишь, падла.
Серый вздрогнул и невольно глянул в лицо Рустаму. Когда парень вновь опустил глаза, то увидел прямо перед собой узкое, холодное и опасное лезвие небольшого ножа. Серый судорожно сглотнул и проблеял, обращаясь к тому, кто стоял за дверью:
– Это я.
– Серый? Ты, чучмурик? Ну-ка, вылезай быстрее, мне отлить надо.
– Я не могу: меня понос пробил.
– Вылезай!
– Я не…
Невидимый собеседник Серого двинул по двери кулаком – тонкая дверь скрипнула.
– Выходи, сказал! – заорал он. – А то дверь вырву!
– Дверь не зуб, – пискнул Серый, – не хрена ее дергать. Я не могу, сказал же… Сходи на втором этаже.
– Эта ближе. Ты откроешь или нет, урод?
Рустам надавил на нож – узкое лезвие легко вошло под кожу щеки Серого, капля крови пробежала по лезвию и упала на пол.
– Да не могу я! – заорал Серый. – У меня понос. Кровавый! Заболел я. Кажется, чем-то заразным.
Невидимый его собеседник пнул напоследок по двери ногой и, проворчав что-то неразборчивое, но явно матерное, удалился – очевидно, на второй этаж.
Серый перевел дух. Узкое окровавленное лезвие все еще маячило у него перед глазами. Он снова посмотрел на Рустама.
– По какому поводу праздник у твоих хозяев? – ровным шепотом повторил Рустам.
– Не говорили они, – вздохнул Серый, – но я слышал, что вроде завалили кого-то, кого надо. Все. Я больше ничего не знаю. Отпустите меня, дяденька, пожалуйста. Я никому не скажу, что вас тут видел.
Он всхлипнул.
Рустам и сам понял, что пацан больше ничего не скажет ему – потому что больше ничего не знает. Тогда он повернулся вполоборота к двери – и когда в глазах Серого отразилась радость от того, что его мучения скоро закончатся, сделал легкое, почти неуловимое движение рукой, в которой сжимал нож.
Булькнув перерезанным горлом, парень обмяк, сидя в унитазе. Рустам вытер нож о его одежду, тихонько открыл дверь и покинул душное помещение туалета. Рустам чувствовал, что жизнь его катится к завершению, но не изменял своей привычке никогда не оставлять живых свидетелей.
Глава 11
– Машину жалко, – сказал Григорий, когда они остановились в самом глухом месте среди лесопосадок – за полкилометра до въезда в город, – машину-то ты напрокат брал. Теперь платить придется.
Щукин кивнул. Платить он, конечно, за машину не собирался, брал-то ее напрокат при помощи фальшивых документов, в чем признаваться Григорию не спешил, – ведь Григорий знал его как более или менее добропорядочного и законопослушного гражданина.
– Хотя с такими бабками, как у тебя, – продолжил тему Григорий, – можно сто таких машин купить.
Щукин снова кивнул.
– И все-таки не понимаю я, – говорил Григорий, когда они, оставив машину в кустах, пешком шагали в город, – это как же можно было такие деньжищи накопить? Может, ты тоже чего-нибудь этого…
– Чего? – спросил Николай.
– Ну слямзил, – застенчиво пояснил Григорий.
– Я? – возмутился Николай так натурально, что Григорий больше никаких вопросов по этому поводу не задавал.
– Кстати, – спросил он только, – ты кем работаешь? А то я тебе про себя все рассказал, а ты мне про себя…
– Да никем я не работаю, – выдал Щукин заранее заготовленный на этот случай ответ. – На заводе работал, да меня сократили давно. Видел, в какой халупе приходится жить? Вот то-то. А насчет этих денег… Понимаешь, пакеты большие потому, что в них купюры мелкие. Один только пакет – с крупными, это тот самый, который липовый старлей порвал. Не думай, что я жулик какой.