28 
- Это было не лучшее время в моей жизни, - попытался объяснить он. - И я не хочу вспоминать его или снова там оказаться.
- То, что ты помнишь, искажено тем, что произошло с тобой до них. Ты вспоминаешь о них как о черствых людях, которые сторонились тебя, потому что ты не был их сыном, но они чувствовали совсем не это.
- Анна, - терпеливо сказал он. - Я там был.
Она обхватила его лицо руками.
- Ты был напуганным мальчиком. Не думаешь, что, может быть, ты настолько привык быть отвергаемым, что ждал этого и поэтому это и видел?
- А ты теперь психиатр-любитель?
- Для того, чтобы делать умозаключения, степень не требуется. - Она наклонилась вперед и сорвала быстрый поцелуй. – Она говорила часами, рассказывая мне о тебе.
- И теперь ты считаешь себя экспертом.
- Я эксперт по тебе, - фыркнула она. – Я годами изучала тебя. С той самой минуты, как стала на тебя работать.
- Ты так прелестна, когда психуешь, - заметил он, вдруг начиная наслаждаться их беседой. Он с удивлением понял, что, забавляется, дразня ее. Он мог ее разозлить, но, тем не менее, она будет его любить по-прежнему. Оказывается, обязательства имеют свои преимущества.
- Тогда я стану еще прелестнее, - предупредила она.
- С этим я как-нибудь справлюсь.
- Ты так думаешь, большой парень?
- Да, мэм. – Он подсунул руки под ее бедра и провокационно подвигал ее. - Вполне уверен.
На мгновение ее веки тяжело опустились в ответ, но затем она широко раскрыла глаза и впилась в него взглядом.
- Не пытайся отвлечь меня.
- Я и не пытаюсь.
О нет, он без малейших усилий добился своего. Хотя Анна не продвинулась в своих усилиях убедить его, она попыталась встать. Его руки сжали ее бедра и усадили на место.
- Сиди, где сидишь! – скомандовал он.
- Мы не можем разговаривать в таком положении. Ты переводишь все на секс и куда мы так придем?
- Вероятно, прямо сюда, на эту кушетку. Между прочим, не впервые.
- Саксон, пожалуйста, будь серьезнее! – простонала она, и замолчала, поразившись тому, что сама только что сказала. Она не могла поверить, что умоляла его стать серьезнее. Он был очень серьезным человеком, редко смеющимся и даже просто улыбающимся. Однако за последнюю неделю она видела больше его улыбок, чем за все три года их знакомства.
- Я совершенно серьезен, - ответил он, - и насчет нашего положения, и насчет Эммелины. Я не хочу возвращаться назад. Я не хочу вспоминать.
- Она любит тебя. Она называла тебя «мой мальчик» и сказала, что наш малыш будет ее внуком.
Она завладела его вниманием, и он слегка нахмурился.
- Она так и сказала?
- Ты должен поговорить с ней. Твои воспоминания однобоки. Они понимали, что после того скверного обращения, которое тебе пришлось перенести, ты не любишь, когда взрослые приближаются к тебе. И именно поэтому они старались не трогать тебя. Они считали, что так тебе будет легче.
Его взгляд становился пустел по мере того, как всплывали воспоминания.
- Хотел бы ты, чтобы они обнимали тебя? – спросила она. – Позволил бы ты им сделать это?
- Нет, - медленно выговорил он. – Я этого не выносил. Даже тогда, когда я стал заниматься сексом, в колледже, я не хотел, чтобы девушка обнимала меня. Так продолжалось до… - Он прервался, его взгляд стал рассеянным. Только Аннины руки он хотел чувствовать на своем теле, только ей позволял прижимать его к себе. Руки всех других женщин он удерживал у них над головой, или же устраивался на коленях, не давая им коснуться себя. И это был только секс. С Анной же, с самого начала, они занимались любовью. Только ему понадобилось два долгих года, чтобы понять это.
Он никогда не позволил бы Эммелине или Гарольду обнимать себя, и они это знали.
Может он ничего не осознавал и поэтому его воспоминания были так искажены прежним жизненным опытом? Если то, что он видел, было отражением в кривом зеркале его разума, тогда ничто не являлось тем, чем казалось. Он всегда ждал, что его отвергнут. К этому его приучили побои и постоянные издевательства, которые он терпел в других приемных семьях, а он был слишком мал, чтобы все это анализировать.
- Ты действительно сможешь продолжать жить, не зная ничего наверняка?– спросила она, поближе наклоняясь к нему. Ее темно-медовые глаза были озерами, в которых он мог утонуть, и вдруг он крепко прижал ее к себе.
- Я пытаюсь жить дальше, - бормотал он ей в волосы. – Я пытаюсь строить жизнь с тобой. Позволь прошлому уйти. Бог знает сколько лет мне потребовалось, чтобы все забыть, и теперь, когда это удалось, зачем ворошить все снова?
28 
