очень нудно 
43 
— Скоро поставят. — Ариша села на скамейку, взяла пузырек с шампунем, выдавила себе на ладошку густую зеленую жидкость. — У тебя отросли такие длинные волосы. Увы, наш Мамайчик отстал на целых полстолетия от моды. Если бы полком командовала я, то в приказном порядке велела бы тебе носить гриву, как у Миши Боярского.
У Ариши были ловкие быстрые пальчики. А он, как выяснилось, успел подзабыть, как приятно, когда тебе моет голову женщина.
— А Вовке Простакову ты бы какую стрижку выбрала? — не без иронии поинтересовался Вадим, блаженно вытягиваясь в теплой воде.
— Я бы сняла с него скальп и повесила его в тире. — Ариша весело рассмеялась. — Но уши я бы ему оставила — грех лишать человека таких роскошных ушей. А знаешь, Сонькина мать говорит, что раньше с такими ушами в армию не брали, а уж тем более в авиацию. Представляешь, это чучело схлопотало тут выговор за то, что…
Вадим больше не слышал того, что рассказывала ему жена. Он закрыл глаза и напрочь отключился. Вернее, переселился в тот необыкновенный мир, в котором обитал последние три недели. За каких-нибудь десять-пятнадцать секунд он пережил те наслаждения, которые узнал благодаря Марии-Елене. Этот короткий отрезок времени был ослепительно ярким пятном во всей картине его богатой приключениями жизни. Он простонал, когда подумал о том, что потерял Марию-Елену навсегда.
— В глазки попало? Прости, роднуля. — Ариша плеснула в лицо мужу теплой чистой водой из розового пластмассового ковшика. — Знаешь, я нашла себе работу. Серьезно. Теперь у меня будет совсем мало свободного времени, и я не стану приставать к тебе со своими бабскими глупостями. Мама правильно поставила диагноз — это у меня от безделья.
— А как же Лелька?
— Я все обдумала и взвесила, роднуля. Неужели ты мог подумать, что я брошу Лелика на чужих людей? Я буду давать на дому уроки музыки — представить себе не можешь, сколько оказалось желающих приобщить своих отпрысков к музыкальной культуре. Папа сказал, что ассигнует мне деньги на пианино. Знаешь, я хочу «Петрофф» — у него такая классная полировка. — Ариша вздохнула и стала втирать ему в голову протеиновый бальзам. — Увы, мой «Ферстер» к нам не влезет. Может, когда мы получим двухкомнатную квартиру… Мамай уверен, дом закончат к майским. Правда, там в основном трехкомнатные и однокомнатные. Но он обещал поговорить с…
— Я хочу перевестись куда-нибудь южнее, — неожиданно вырвалось у Вадима, и он от удивления нырнул под пену. Он пробыл под водой не больше полуминуты, но успел за это время понять, что совершил непростительную глупость, вернувшись домой. Он знал, что не сумеет противостоять воле жены, неожиданно избравшей совершенно не вписывающуюся в его представление о ней тактику.
— Роднуля, там тебе все придется начинать с нуля. Конечно, если тебе так хочется, я могу поговорить с папой. Но Лелик будет очень скучать без своих приятелей.
— Мне кажется, что ему не годится здешний климат, — не совсем уверенно сказал Вадим и снова спрятался под воду. На этот раз он ни о чем не думал. Он просто весь отдался душистой свежести воды.
— Да? Почему ты так решил?
— Он все время киснет. Я сам чувствую, что меня когда-нибудь доконает эта сырость.
Он встал, стряхнул с себя пену и завернулся в халат, который подала ему Ариша.
— Роднуля, а я знаю, почему Лелик болеет.
Ариша налила в кружку душистое кофе, который заваривала в духовке на противне с раскаленным песком.
— Почему? — машинально спросил Вадим.
— Я была тебе плохой женой. Я все время пыталась тебя переделать, перекроить твой характер по своему вкусу. Ты сопротивлялся. И правильно делал. — Она виновато улыбнулась. — Ребенку было неуютно в атмосфере вечного противостояния. Он жил как в рентгеновском кабинете, понимаешь? Ведь от нас, от меня в особенности, шло мощнейшее излучение. Да, да, не смейся — я это точно знаю. Ты сам не мог находиться долго дома — то пульку шел писать, то играл в кегли. Прости меня, Вадюша. Я поняла, что была ужасно несправедлива к тебе.
Она вдруг очутилась у него на коленях. Он не смог оттолкнуть ее — она была соблазнительной молодой женщиной, к тому же его женой, а главное, матерью его единственного сына. Он обхватил Аришу за талию, прижал к себе. И громко скрипнул зубами, вспомнив Марию-Елену.
— Папочка! — Лелик налетел на него вихрем, опрокинул на скатерть пустую кружку, больно ударил его по носу краем своего замызганного гипсового лубка. — Я ждал тебя до половины первого. Ты же сказал, что приедешь вечером, правда, папа? Я скучал по тебе днем и ночью, и даже когда сидел в туалете.
43 
