очень нудно 
31 
Клер молчала, а я сдвинула брови:
— Райан. Правда.
Он истерически расхохотался.
Джаред быстро повел меня за руку к лифту. Он хотел избавиться от общества Райана как можно скорее. Следом за нами по коридору шла Ким. Джаред нажал на кнопку и стал ждать, что скажет Ким.
Та скрестила на груди руки, без слов говоря то, ради чего пришла. Она выжидательно смотрела на Джареда.
Он вздохнул:
— Мне нужно время.
— Ты обещал. Чего ты ждешь? Нина в положении. Пророчество исполняется. Осталось всего два возможных исхода.
— Я хочу отвезти книгу в Вунсокет на пару дней и пообщаться с отцом Фрэнсисом. Вместе мы отыщем слабое место и найдем способ, как избежать противостояния.
— Это достижение, даже для тебя, — сказала Ким.
Ее бледные щеки слегка порозовели. Печальная Ким — это зрелище было для меня настолько необычным, что я никак не могла свыкнуться с ним.
— У вас с Ниной осталось всего несколько недель до летних каникул. Нина не должна пропускать занятия, а я не могу уехать без нее.
Ким прищурилась:
— Думаешь, меня заботит учеба? Серьезно, Джаред. Ты обещал: если я помогу тебе получить книгу, ты поможешь мне вернуть ее в Иерусалим. Ты обещал.
Джаред потер шею сзади; он был расстроен. Открылись двери лифта, и он затащил нас обеих в кабину. К лифту подошла пожилая пара. Старый джентльмен поднял руку, давая знак, чтобы мы задержали лифт, однако Джаред быстро нажал на кнопку, и двери закрылись.
— Джаред! — в ужасе воскликнула я. — Объясни мне, почему мы не можем просто отдать Шаху эту чертову книгу?
Ким бросила на меня пронзительный взгляд.
— Потому что в этом случае Шах обретет невероятную силу. Еще во времена Иисуса кое-кто так боялся всесилия Шаха, что рискнул забрать у него книгу. В наши дни Шаха обдурил твой отец. Так вот, если мы отдадим ему книгу, первой, кого он уничтожит с помощью своей силы, станешь ты.
Джаред расправил плечи.
— Я понимаю, ты хочешь вернуть книгу, причины мне тоже ясны. Поверь, это так. Но когда мы… когда мы сделаем это, Ким… этого нельзя не сделать. У меня никогда больше не будет такого шанса.
Ким встретилась с ним взглядом:
— Так сделай это.
Двери лифта открылись, и Ким вышла в главный вестибюль больницы. Она больше не сказала ни слова, а на меня вообще не обратила внимания.
Мы с Джаредом молча пошли к «эскаладе». У каждого была своя правда. И возможно ли принять чью-то сторону, когда и Джаред, и Ким старались защитить тех, кого они любят? Моим первым побуждением было настоять на том, чтобы Джаред исполнил свою часть сделки. Но он защищал меня, а значит, нашего ребенка. Горошинка стояла для меня на первом месте.
Джареда, похоже, противоречия раздирали еще сильнее. Он был хорошим человеком, и его волновала необходимость нарушить слово. Он прав: нужно испробовать все ключи, изучить все возможные иносказательные или буквальные значения каждого параграфа пророчества. Сталкивать небеса и ад на поле брани — последнее средство, и мы не должны прибегать к нему, пока не исследуем все прочие ходы.
В эту ночь я спала беспокойно. Мне снились войны, демоны и Горошинка. Мозг работал безостановочно, зациклившись на одной и той же последовательности шагов: я то просыпалась от страха, то снова засыпала, чтобы увидеть во сне очередной ужасный сценарий. В больнице, в церкви Святой Анны, в лофте мы снова и снова сражались с демонами, но каждый отрывок сна заканчивался одинаково: вот Горошинка у меня на руках, а в следующий миг ее уже нет. Я впадаю в панику, но мы все понимаем, что слишком поздно и сделать ничего нельзя. Меня охватывает жуткое отчаяние, я молю Джареда, чтобы он что-нибудь придумал, а потом чувствую невыносимую печаль — все кончено… и тут открываю глаза.
— Нина, — шептал Джаред и добавлял какие-то нежные слова на французском.
Не знаю отчего, но этот язык всегда успокаивал меня, и Джаред это чувствовал. Он расчесывал пальцами мои волосы и пощипывал губами край уха.
Стены спальни были залиты солнечным светом. Я заморгала, пытаясь прозреть после сна и одновременно вспомнить, какой сегодня день. Пришлось убеждать себя: то, что казалось горестью длиной в жизнь, было всего лишь сном.
Джаред чмокнул меня в щеку, и я повернулась лицом к нему:
— Это была тяжелая ночь.
По виску потекла слеза, скатившаяся из уголка глаза.
31 
